Волхв
Шрифт:
— А что он что-то другое говорил?
— Говорил. Многое по-другому. А из того, что в книгах священных до нас дошло, не вычеркнули… Например, он говорил не ходить с проповедью на северные народы. Они в правде живут, только для сынов Сима его слова были. Но они пошли, сами ничего из его учения не поняли, или поняли, но так, как самим выгодно было. Так нам и донесли. Никогда Христос не говорил «Блаженные нищие духом» или «Подставь правую щеку, коли ударили по левой». Он был волхв высшего посвящения, и учение его ведам не противоречит, скорее
— Ты и веды знаешь?
— Давно живу, многое слышал и читал.
— Глаголицей?
— И глаголицей, и рунами, и резами, и той переиначенной русской азбукой, что монахи болгарские сотворили.
— А ей-то что читать? Все книги по нашему старому писаны…
— Уже не все. Старые книги, где память наша, предками — богами сохраненная, сжигаются, новые пишутся. Через годы не останется старых книг с правдой, до потомков наших дойдут только их летописи — с кривдой.
Ставер почесал затылок:
— Интересный ты дедок.
— Какой есть, — Сергий снова улыбнулся и словно светлей вокруг стало. — Как вас звать-величать-то, добрые гои? А то меня вы знаете, а я вас нет?
— Товарища моего Ставер зовут, а я Креслав. — Старовер неловко поклонился сидя.
Товарищ его поддержал, Сергий поклон возвратил:
— И вы интересные дедки. Одни имена у вас чего стоят.
— А чего имена? — не понял Ставер.
— Ну, вот ты Ставер, правильно?
— Ну.
— То есть вере сто крат верен.
— Ну, так, так-то не тайна.
— Это у вас, староверов, не тайна, а у нас христиан имена-то русские не в почете. Скоро все и забудут, что они значат. Все Андреи да Алексеи.
— И Сергии, — хмыкнул Ставер.
— Нет, Сергий — это наше исконное имя, Се Р Гой, то есть это великий гой. Просто оно побывало в пользовании у гораков, и к нам таким вот исковерканным вернулось. А они его у наших родов взяли — у пеласгов. Слышали таких?
— Про пеласгов мы слыхали, то наши родичи были, — степенно ответил Креслав.
— Верно, а ты, значит, Креслав — по-нашему выходит кресс — огонь славящий, сварожича сына по-другому. Так?
— Так.
— Хорошие имена. Настоящие, русские и… христианские.
— Какие-такие христианские? Оскорбить нас хочешь? — Ставер насупился.
— Верно вам говорю, он — Христос по-русски говорил. И если бы его сейчас сюда занесло, и вы и я поняли бы его покойно. Как и он нас.
— Откуда знаешь, — спокойно поинтересовался Креслав. — Сказал кто?
Сергий приподнял посох и показал пальцем на узор в виде словесной вязи глаголицей:
— Вот, здесь надпись, мной переписанная из древней книги. Если грамотные, читайте сами.
Креслав, не скрывая любопытства, принял посох из рук Сергия. Заметив, куда показывал христианин, откинул его от себя и, дальнозорко щурясь, приник взглядом и зашевелил губами. Через плечо читал надпись Ставер. Сергий терпеливо ждал, слегка улыбаясь.
— Ну, что? — он увидел, что они почти одновременно закончили. — Как, убедились?
Креслав повертел посох, разглядывая его с других сторон:
— И много у тебя тут еще такого, — он задумался на пару сигов, — необычного?
Старый христианин протянул руку к посоху. Получив его, опустил рядом на землю:
— Есть кое-что. Но немного. Основное знание в книгах хранится.
Креслав выглянул из-за товарища:
— А где же эти книги? Вот бы глянуть одним глазком.
Сергий кротко улыбнулся:
— Книги в надежном месте. Верный человек хранит.
— Из ваших или из наших?
— Из ваших, из ваших, но такой человек, что нему все доверяют, — христианин мягко переложил посох на колени. — Но то не моя тайна. Но вы мне так и не сказали, куда путь держите, — он умело перевел тему.
— А вот это мы тебе сказать не можем, — Ставер поймал уверенный одобрительный взгляд товарища. — Так что не взыщи.
— Мне вот, что интересно, — он обвел староверов любопытным взглядом. — Как вы с такими мыслями и совершенным неумением притворяться через христианские земли прошли? И никто вас не тронул?
— А кругом же наши — русичи. Чего нам с ними делить? Да и не спрашивал никто особенно ни то, что про наших богов — опасно стало интересоваться, но даже имён наших. А ты говоришь, как прошли. Это здесь, в селе, за сутки ты уже второй интересуешься, как нас зовут. Но так мы и не скрываем. Среди своих, одноверцев, чего бояться? Мы же не в городе, где у христиан и власть, и сила без покона* дела творить.
— Все верно, все правда… Вот как мы с вами поговорили. Приятно было послушать свежих людей. А теперь, пожалуй, мне пора. Хозяйка волноваться будет, — он подмигнул и крякнул, поднимаясь. — Она у меня хоть и более чем ста годков, а все ж чего женщину зря беспокоить. — Сергий медленно повернулся и побрел вяло, словно долго идущий путник. За ним выпрямили уставшие от долгого сидения спины и староверы. Сергий, полуобернувшись, отвесил с опозданием короткий поклон и степенно направился к воротам ближнего дома. Старики проводили Сергия взглядами и тоже поспешили в обратный путь к своей хозяйке, по дороге обсуждая удивительного христианина. Уже подходя к усадьбе Лары, староверы сошлись во мнении, что это первый христианин из всех встреченных, который им безоговорочно понравился.
Лара сидела на колоде у птичника и, зажав коленями тушку обезглавленной курицы, ощипывала ее. Услышав стук калитки, подняла голову.
— Пришли, гои. Посмотрели? Ну, и как вам наше село?
Старики прошествовали к столу и уселись на лавку.
— По нраву нам Коломны. Хорошее село, справное, — Креслав положил посох рядом. — И люди хорошие.
Старухе понравились слова старика, она даже ненадолго прекратила ощипывать курицу:
— Это точно, хорошее у нас село, бедных нет. Если кому трудно становится, мужчины погибли на охоте или кабаны пашню потравили — завсегда помогут, и зерном и другим, чем Бог пошлет. Никого не бросят.