Волхв
Шрифт:
Гор возмущенно качнул головой и прижался щекой к морде послушно замершего коня:
— Но ведь наши боги им отомстят, правда, деда. И за моих папу и маму тоже.
Старик помрачнел:
— Отомстят, конечно, но только не сейчас. Темное время начинается на Руси. И, как говорят ведуны, много столетий продлится. Уснет Русь, забудет славу свою и имена предков, которые Боги наши. И будет спать, пока русичи снова о Макоши и Велесе не вспомнят. Не начнут Белбогу требы носить. А вот как вспомнят, тогда и возродится Светая Русь, новым светом озарится и поведет за собой все белые народы. Так в Ведах сказано.
— Что же нам делать, деда?
Старик спрыгнул с телеги:
— Пора идти дальше, к старику. Он, поди, заждался.
— Трудень с нами пойдет?
— Конечно, с нами. Не оставлять же его здесь, волкам на поживу.
Несмеян почесал жеребца, косившего глазом на травяную подстилку под копытами, за ухом и закинул раздутый сидор, в который упаковал и шкуру, на плечо:
— Пошли, а то скоро смеркаться начнет, а нам еще топать и топать.
— Деда, а можно твой меч посмотреть? — внук тоже накинул лямки своей котомки за спину и пристроился сбоку, разглядывая кожаные ножны.
— Почему, мой? Твой это меч. — И остановил уже потянувшегося с горящими глазами к оружию внука. — Придем — отдам. А пока пусть у меня побудет.
Горий тяжело вздохнул и, пропустив вперед деда, зашагал следом, придерживая одной рукой повод Трудня.
Глава 2
К вечеру вышли на хребет. На высоте дул холодный ветер, а в ямах на северных склонах еще лежал серый ноздреватый снег. Жара осталась позади, в долине. Старик устало опустился на остывший валун и развязал сидор. Порывшись, извлек из него два мятля — домотканых плаща из грубой ткани. Один протянул внуку, второй накинул на плечи. Укутавшись, обвел взглядом окоем:
— Красота какая!
— Да! — внук застегнул последние палочки мятля на груди и присел рядом.
Трудень опустил морду и, не найдя травы, прошелся мокрыми губами по камням: может, хоть лишайник какой попадется.
Внизу расстилалась тайга. Расползаясь по террасам и меняя оттенок на более яркий по мере снижения, она спускалась в долину и уходила за горизонт. Извилистая речушка — Илыч, прорезала тайгу по всему видимому пространству, деля на две половины: ближнюю и дальнюю. Осиновые, еловые и березовые вершины островками разнообразили почти сплошной сосновый ковер. По правую руку вставал величественный Горючий камень, его тупое наконечие светлело под низкими облаками в вечернем сумраке. Комары не беспокоили: здесь на вершине их и так мало, а к вечеру на крепком ветру они и вовсе пропали.
Дед Несмеян вздохнул, оперся о валун и, не торопясь, поднялся:
— Потерпи внучок, до распадка спустимся, там родник, у него заночуем. Ворги здесь уже нет, но я путь знаю, — он оглянулся, — ночи светлые, думаю, не заплутаем.
Горий кивнул и легко поднялся следом:
— Идем тогда уже…
— Торопишься… Поди, проголодался как волчонок…
— Ну, не то чтобы как волчонок… Если надо, потерплю.
— Ниче, придем, я кашу сварганю… Осторожней, здесь осыпи.
Спускались, как и шли: впереди старик, за ним Горий, ведущий в поводу тормозящего копытами коня. Вошли в лес. Сосны и лиственницы окружили со всех сторон. Но через десятка три саженей на каменистом голом плато деревья ненадолго расступились и Несмеян неожиданно замер с высоко поднятым лицом.
— Стой, — он поднял руку и принюхался. — Никак дымом пахнет.
Тянуло от распадка, где они собирались переночевать.
Горий тоже поднял голову и повел носом:
— Вроде пахнет.
— Не вроде, а точно пахнет. Кого это Боже нам на пути послал? Ты, вот что…, - он внимательно осмотрелся, — вон там вроде бы небольшой уступчик выглядывает, там, в елках. Дойдите туда и посидите тихо. А я разведаю пока.
— Деда, можно я с тобой…
Несмеян строго глянул на внука:
— А коня на кого оставишь? Не гоже его бросать.
Горий покраснел:
— Я не подумал, деда.
Он повернул Трудня в направлении ельника. Дед положил ладонь на оберег, рельефно выступающий под рубахой, и коротко прошептал славу Тарху Даждьбогу. В следующий момент он уже спускался по корням и камням в сторону распадка, обходя его по широкому кругу.
Определив направление ветра, он приблизился к подозрительному месту с подветренной стороны. Нагромождения камней замедлили продвижение. Приходилось пробираться осторожно, чтобы не дай Бог не зашуметь и не предупредить о себе неведомого странника. В густом лесу, наконец, появились прогалины, на одной из них он задержался, чтобы проверить меч и нож. Поразмыслив, он отдал предпочтение мечу: у родника было достаточно места, чтобы использовать это грозное в умелых руках оружие. А старик, несмотря на почтенный возраст, владел мечом исправно. Как собственно и почти любой русич, с детства приучаемый к воинским искусствам, из коих владение оружием считалось, чуть ли не азами.
Несмеян подкрался удачно: не покатил ни одного камушка, ни одна веточка не треснула под лаптем. Не раздвигая веток цветущего багульника, он медленно выглянул сквозь его узорчатую листву. На полянке он разглядел прямую широкую спину в белой рубахе у маленького костерка и… остолбенел от звука знакомого голоса.
— Ну, что ты там прячешься, выходи уже.
В следующий момент Несмеян избавился от короткого столбняка, встряхнулся и, смущенно улыбаясь, вывалился из кустов:
— Воинко, едрит тебя! Как ты меня напугал.
На него с легкой усмешкой в глазах смотрел серо-белый, как зола, высокий старик, с крепкими руками и подтянутой фигурой. Сидя на валежине перед костерком, он помешивал деревянной ложкой варево в подвешенном над ним котелке.
— Вот уж не знал, что ты такой пугливый.
— Я же тебя за ворога принял. Чуть не прибил даже.
— Ну, это ты заливаешь, прибить меня не так просто. А вот подкрался хорошо, я не услышал. Если бы не вел вас взором, врасплох бы застал.
Несмеян, довольно улыбаясь, подошел поближе:
— Умеем еще кое-что…
— Это хорошо, что умеете. Что так долго-то, я уже заждался. Решил — пойду навстречу, подсоблю, вот кашу приготовил. Надоть, голодные.
Несмеян склонился над котелком и втянул горячий аромат гречневой каши:
— Ах ты, вкуснотища-то кака. А у нас с утра маковой росинки во рту не было.
— А чего так?
— Торопились к тебе засветло поспеть. Да вот, что-то не успели.
— Ладно, потом обсудим, как шли и что видели. Шкуру несешь, смотрю?
— Как ты просил. Правда, одну только захватил. Больше не донести.