Волхвы
Шрифт:
Но Щенятев вместо того, чтобы беспрекословно исполнить требование учителя, вдруг возмутился. Он ни за что не хотел оставить с ним Елену, в нем заговорила ревность.
– Зачем же мне уходить? – довольно решительно воскликнул он.
– В таком случае уйду я, а вы оставайтесь.
Под вспыхнувшим взглядом учителя Щенятев вдруг присмирел и покорно пошел к двери.
Калиостро не терял времени. Он наклонился над Еленой и шепнул ей:
– Вы любите князя Щенятева?
– Нет, я не люблю его! – трепетно, с невыразимым ужасом
– Я вам говорю, что вы его любите. В этом не может быть никакого сомнения. Вы его любите страстно… Ведь так? Ведь я говорю правду?
– Да, вы говорите правду… Действительно, я страстно люблю его…
– Когда вы проснетесь, вы ощутите эту любовь, и если он станет говорить вам о своем чувстве, вы ответите ему полным признанием, выразив ему всю вашу нежность. Ведь вы сделаете это?
– Да, я это сделаю.
В это время из соседней комнаты, куда удалился Щенятев, послышался шорох. Калиостро почувствовал, что его ученик у самой двери – и подслушивает, подглядывает. Досада изобразилась на выразительном лице итальянца, но затем тотчас же сменилась насмешливой, презрительной и в то же время злорадной усмешкой. Он еще ниже склонился над Еленой и едва слышно шепнул ей:
– Глядите на меня! Можете ли вы видеть мои мысли?
– Могу! – так же тихо ответила она. Потом, через мгновение, он спросил:
– Поняли?
– Да, поняла.
– Исполните?
– Исполню.
– Князь, прошу вас, войдите! – громко сказал Калиостро.
Щенятев во мгновение был у кресла, в котором бледная и неподвижная лежала Елена, и вопросительно, любопытно и робко глядел в глаза учителя.
– Вы знаете, что я владею большими силами, что я знаю величайшие тайны природы, – заговорил Калиостро, – и что природа мне послушна. Я даю вам теперь ясное тому доказательство: графиня вас любит, цель ваша достигнута, сердце этой прекрасной женщины принадлежит вам. Но, несмотря на всю мою силу, я на этот раз должен был бороться с природой, и мне нелегко далась победа, так как в сердце графини была большая к вам антипатия.
Щенятев задыхался от радости, восторга и невольного, непонятного страха.
– Граф! Граф! – бормотал он. – Моя благодарность не имеет границы, и я сумею доказать вам это… Вы мой благодетель…
– Теперь же я чувствую себя очень утомленным, – продолжал Калиостро, скрывая усмешку, – я должен удалиться и вернуть известным мне способом затраченные мною силы. К тому же я не хочу мешать вашему счастью, ловите его, пользуйтесь каждым мгновением. Стойте неподвижно, пока я не уйду, а графиня не проснется.
Сказав это, он быстро подошел к двери, простер руки по направлению к Елене, а затем скрылся за спущенной портьерой.
V
В то же мгновение Елена шевельнулась, открыла глаза, поднялась с кресла и увидела Щенятева.
Он стоял перед ней смущенный до последней степени, с выражением вора, застигнутого на месте преступления. Он не смел сомневаться в ожидавшем его счастье, но и боялся ему верить, и в то же время его наполняло неясное, но томительное сознание своей преступности. Если бы он поднял глаза и встретил строгий и холодный взгляд Елены, он ни за что не решился бы произнести ни одного слова и бежал бы от нее без оглядки, не ожидая действия чар великого Копта…
Но когда он робко, с усилием поднял глаза, перед ним блеснул не строгий, не холодный взгляд, а взгляд, полный ласки и нежности. Никогда еще Елена не была так обольстительно хороша. Любовь озарила все лицо ее особенным очарованием…
Он был так безумно влюблен в эту женщину, он жил ею, она одна наполняла все его сны, все его грезы. Он ждал этого мгновения как высочайшего блаженства, представлял себе это прелестное лицо, озаренное нежной, вызванной им улыбкой, – и замирал от восторга, готов был отдать всю жизнь за одну минуту счастья…
И вот она глядит на него с лаской и любовью! Пришла блаженная, так долго, мучительно, страстно жданная минута… Она его любит!.. Он бросится перед нею на колени, он покроет ее руки безумными поцелуями, он умрет от блаженства и страсти…
А между тем он не смел шевельнуться: панический страх оковал его и пересилил его радость. Не он кинулся к ее ногам, а она быстро подошла к нему и взяла его руку. Ее глубокие, подернутые страстной влагой глаза нежно глядели, но возбуждали в нем не блаженство, а леденящий ужас. Ему казалось, что перед ним не Елена, а непонятное, неземное существо, одно из тех терзающих душу существ, вызванных графом Фениксом тогда, во время страшного вечера у Сомонова…
«Разве это она? Разве она может быть такою, так глядеть, так улыбаться?»
Что-то непонятное возмущалось в нем и не верило, не могло верить такой внезапной перемене.
А Елена не выпускала его руки. Она шептала:
– Князь, как давно это было, когда здесь, в этой комнате, вы говорили мне, что меня любите!.. С тех пор вы молчали… отчего?
– Ведь вы запретили мне… я не смел! – безбожно шепелявя и дрожа, как в лихорадке, произнес он.
– Простите меня и забудьте… теперь говорите мне, говорите, что меня любите… пойдем вот сюда… это мой любимый уютный диванчик… сюда, садитесь рядом со мною…
Она увлекала его за собою. Его длинная фигура как-то неуклюже и деревянно упала на мягкие подушки низенького диванчика. Он был особенно смешон и некрасив в эту минуту, с высоко поднятыми коленями худых ног, с ужасом на побледневшем лице, на котором только один маленький круглый нос не изменил своего обычного цвета и краснел, подобно яркой пуговице. Но Елена не видела его комичного безобразия – она с восторгом на него глядела, и в тишине комнаты раздавался ее мелодический шепот:
– Скажите же мне, что по-прежнему меня любите, что не изменились ко мне!..