Волк равнин. Повелители стрел
Шрифт:
Мягко ступая по листьям и обходя стороной тело Бектера, приблизился Хачиун. Тэмучжин открыл глаза:
– Будем надеяться, что Хасар чего-нибудь добыл.
Но Хачиун ничего не ответил. Тэмучжин подобрал оружие Бектера и повесил на плечо лук.
– Когда наши увидят кинжал Бектера, они все поймут, – проговорил Хачиун дрожащим голосом.
Успокаивая и себя, и брата, Тэмучжин взял его за руку. Он почувствовал панику в голосе Хачиуна и услышал ее эхо в себе самом. Вот он убил врага. И что потом? Об этом он не думал. Никто не сможет отомстить за Бектера. Теперь старший брат не вернет отцовские юрты и скот. Тело его сгниет там, где лежит. Тэмучжин только-только начал осознавать страшную реальность случившегося и теперь едва мог поверить, что и вправду это сделал. Шальное состояние, в котором он находился до выстрела, ушло, и его место заняли слабость и голод.
– Я сам им скажу, – поднял голову Тэмучжин. Он ощутил, что его взгляд притягивается к телу Бектера, словно какой-то незримой веревкой. – Я скажу, что он заставлял нас голодать. Здесь нет места для жалости. Это я и скажу.
Они пошли по лощине вниз, находя утешение в присутствии друг друга.
Глава 13
Оэлун почувствовала неладное, как только мальчики вернулись в лагерь. Хасар и Тэмуге были рядом с ней, малышка Тэмулун лежала на тряпках у костра. Оэлун медленно поднялась с колен, на ее исхудавшем лице появился страх. Тэмучжин подошел поближе, и она, заметив лук Бектера, оцепенела. Ни Тэмучжин, ни Хачиун не смотрели ей в глаза, а когда она наконец обрела голос, он звучал не громче шепота.
– Где ваш брат? – спросила она.
Хачиун уперся взглядом в землю, не в силах ответить. Она шагнула вперед, Тэмучжин поднял голову и сглотнул застрявший в горле ком.
– Он крал еду… утаивал ее для себя… – начал было он.
Испустив бешеный вопль, Оэлун ударила его по лицу так, что у него голова откинулась в сторону.
– Где твой брат?! – завизжала она. – Где мой сын?
Из носа в рот потекла кровь, и Тэмучжин был вынужден сплюнуть. Он обнажил окровавленные зубы и с мукой посмотрел на мать.
– Он мертв, – отрезал он.
Больше Тэмучжин ничего не мог сказать. Оэлун снова ударила его, затем еще и еще, пока он не согнулся и не шагнул назад. Она преследовала его, беспомощно размахивая руками, не в силах сдержать боль.
– Ты убил его?! – вопила она. – Что же ты за тварь такая!
Тэмучжин пытался удержать ее, но она была слишком сильна, и удары градом сыпались на его голову и плечи.
– Перестань бить его! Пожалуйста! – завопил Тэмуге.
Но Оэлун не слышала его. В ее ушах стучала кровь, грудь была готова лопнуть от бешенства и ужаса. Она приперла Тэмучжина к дереву, схватила за плечи и затрясла с такой яростью, что у него замоталась голова.
– Ты что, и его убить хочешь? – кричал Хачиун, пытаясь оттащить мать.
Вырвав края халата из его рук, она схватила Тэмучжина за длинные волосы, запрокинув его голову так, чтобы он смотрел ей в глаза.
– Ты родился с комком крови в руке, со смертью! Я говорила твоему отцу, что ты принесешь беду, но он был слеп!
Она и сама ничего не видела сквозь слезы, а ее пальцы, словно когти, вцепились в волосы Тэмучжина.
– Он утаивал еду от всех нас, обрекал на голодную смерть! – рявкнул он. – Обрекал на голод тебя! – И расплакался, чувствуя себя таким одиноким, как никогда еще в жизни.
Оэлун посмотрела на него, как на чумного, и прошептала:
– Ты лишил меня сына, моего мальчика.
Устремив пронзительный взгляд на Тэмучжина, она протянула руку к его лицу, и перед глазами его дрожали сломанные ногти матери. Мгновение ужаса, ожидания, что она вот-вот набросится на него, длилось целую вечность.
Силы покинули ее так же внезапно, как и пришли. Она безвольно упала на землю. Тэмучжин еле держался на ногах, дрожа от пережитого. Его вырвало желтой едкой жидкостью.
Отойдя на несколько шагов от лежащей на земле матери, он обернулся и увидел, что братья пристально на него смотрят, и яростно заорал на них:
– Он жрал жирных сурков, пока мы умирали от голода! И убить его было правильно! Думаете, долго вы протянули бы, если он жрал и часть вашей добычи, кроме той, что утаивал? Я видел, как он сегодня добыл утку, и где она? Она здесь, чтобы накормить вас? Нет, она в его брюхе!
За его спиной зашевелилась Оэлун. Тэмучжин отскочил в сторону, ожидая очередного нападения. Он смотрел на горячо любимую мать, и глаза его были полны слез. Он мог бы утаить от нее подробности смерти Бектера, если бы знал, что она так сильно будет горевать. Может быть, придумал бы историю о падении со скалы. Нет, твердо сказал себе Тэмучжин. Все было правильно. Бектер был клещом на теле лошади. Он жрал больше своей доли и ничего им не давал, хотя они умирали от голода у него на глазах. Со временем мать поймет, что Тэмучжин был прав.
Открыв покрасневшие от плача глаза, Оэлун с трудом поднялась на колени, подвывая от горя. У нее не было сил встать на ноги, и Хасар с Тэмуге бросились ей помочь. Тэмучжин попытался стереть кровь, но лишь размазал ее по лицу и исподлобья посмотрел на мать. Ему хотелось убежать прочь, только бы ее не видеть, но он заставил себя стоять на месте.
– Мы бы умерли из-за него, – сказал он.
Оэлун устремила на него пустой взгляд, и он вздрогнул.
– Назови его имя, – тихо попросила она. – Назови имя моего первенца.
Тэмучжин поморщился, внезапно почувствовав головокружение. Кровоточащий нос стал горячим и тяжелым, перед глазами поплыли черные точки. Ему хотелось упасть и уснуть, но он оставался на ногах и смотрел на мать.
– Назови его имя, – повторила она, и тупое горе в ее глазах сменилось гневом.
– Бектер, – выплюнул это имя Тэмучжин. – Тот, что крал еду, когда мы голодали.
– Надо было сразу убить тебя, как только я увидела, что ты сжимаешь в руке, – произнесла Оэлун так легко, что это напугало его больше, чем ее гнев. – Надо было еще тогда понять, что ты такое.
Тэмучжину казалось, что его сердце разрывается. Он не мог заставить ее замолчать. Ему хотелось броситься к ней, чтобы она обняла его, защитила от холода, хотелось сделать хоть что-нибудь, только бы не видеть страшной и жалкой пустоты в ее глазах. Пустоты, причиной которой был он сам.
– Держись от меня подальше, мальчик, – тихо сказала мать. – Если я увижу тебя спящим, то убью. За то, что ты сделал. За то, что ты у меня отнял. Не ты убаюкивал его, когда у него резались зубки. Не ты сгонял его жар травами и укачивал его. Тебя еще не было, а мы с Есугэем уже любили этого малыша. Тогда мы были молоды, и, кроме него, у нас ничего не было.