Волк равнин
Шрифт:
— За что? — крикнул Тэмуге.
— Как же вышло, человечек, что ты сын нашего отца? — вздохнув, спросил Хасар. — Хачиун голову бы мне оторвал, если б я попытался ударить его вот так, а он лишь на пару лет старше тебя.
Тэмуге с воплем бросился на Хасара, но брат снова ударил его, и он растянулся на земле.
— Так-то лучше, — признал Хасар ворчливым голосом. — Когда мне было столько же, сколько тебе, я уже убил человека… — Он замолк, потрясенный видом всхлипывающего Тэмуге, видом слез, бегущих по щекам. — Ты плачешь? Хачиун, ты не поверишь —
Хачиун лежал на постели в углу юрты и смазывал лук, не слушая их. Он оторвался на мгновение и глянул на Тэмуге, который вытирал глаза и нос.
— Он еще ребенок, — сказал Хачиун и вернулся к своему делу.
— Я не ребенок! — воскликнул побагровевший Тэмуге.
— А ревешь ты, как ребенок, — усмехнулся Хасар. — Если бы Тэмучжин увидел, то бросил бы тебя собакам!
— Не бросил бы, — буркнул Тэмуге, и на глаза его снова набежали слезы.
— Да бросил бы, сам знаешь. Он раздел бы тебя догола и оставил на холме волкам на поживу, — продолжал Хасар со скорбным видом. — Они любят нежное мясо молоденьких.
— Он сказал, что я могу пойти с ним на татар, если захочу, — презрительно фыркнув, заявил Тэмуге.
Хасар знал об этом, но сделал вид, будто изумлен до глубины души:
— Что? Такого нытика, как ты? Против огромных косматых татар? Эти воины куда злее волков, малыш. Выше нас, светлее кожей, прямо как призраки. Некоторые говорят, что они и есть призраки — приходят за тобой, когда спишь.
— Отстань от него, — пробормотал Хачиун.
Хасар неохотно повиновался. Хачиун принял его молчание за согласие и выпрямился, сидя на постели.
— Они не призраки, Тэмуге, но воины они крепкие, искусны во владении мечом и луком. Ты пока еще недостаточно силен, чтобы сражаться с ними.
— Ты в мои годы с ними дрался, — парировал Тэмуге.
Под носом у него блестели сопли, и Хасар подумал, что они затекут Тэмуге в рот. Он смотрел на Тэмуге с интересом, а Хачиун опустил ноги на пол и снова обратился к младшему брату:
— Я стрелял из лука в твои годы куда лучше, чем ты. Я упражнялся каждый день, пока не сводило руки и пальцы не начинали кровоточить. — Он продемонстрировал твердые мускулы, обнажив руки. На правой руке мускулы бугрились больше, чем на левой, и перекатывались при каждом движении. — От этого окрепла моя сила. Так ли трудился ты, Тэмуге? Каждый раз, когда я тебя вижу, ты играешь с детьми или болтаешь с матерью.
— Я упражнялся, — мрачно ответил Тэмуге.
Однако все они знали, что он врет или, по крайней мере, говорит полуправду. Даже с костяным кольцом, которое защищало его пальцы, лучник из него был никудышный. Хачиун часто забирал его и бегал вместе с ним, развивая его выносливость. И знал, что и дыхание у младшего брата не лучше. Они еще и трех полетов стрелы не пробегали, как Тэмуге начинал пыхтеть и задыхаться.
Хасар устало покачал головой.
— Если не можешь стрелять из лука и недостаточно силен, чтобы рубить мечом, то как убьешь татарина? До смерти запинаешь? — спросил он, надеясь, что мальчик набросится на него с кулаками, но Тэмуге уже сдался.
— Ненавижу вас, — буркнул он. — Надеюсь, татары убьют вас обоих.
Он хотел выбежать из юрты, но Хасар небрежно подставил ногу, и мальчик растянулся на выходе. Не оборачиваясь, Тэмуге выскочил наружу.
— Ты слишком суров с ним, — заметил Хачиун, снова принимаясь за лук.
— Нет. Если еще раз услышу о том, какой он «чувствительный мальчик», меня вывернет. Ты знаешь, с кем он нынче трепался? С китайцем, Вэнем Чао. Я слышал, как они болтали о птичках и прочей ерунде. Скажи мне теперь, что все это значит.
— Не скажу, но он мой маленький братишка, и мне бы хотелось, чтобы ты прекратил пилить его как старуха. Разве я многого прошу?
В голосе Хачиуна слышался затаенный гнев, и Хасар хорошо подумал, прежде чем ответить. Он все еще побеждал в драках с братом, но в последних схватках получил столько болезненных синяков, что предпочитал не ввязываться в очередную потасовку.
— Мы все по-разному к нему относимся, и что за воин из него вырос? — спросил Хасар.
Хачиун поднял взгляд.
— Может, он станет шаманом или сказителем, как старый Чагатай.
— В юности Чагатай был воином, — фыркнул Хасар. — По крайней мере, он всегда так говорил. Сказитель — это не для молодого человека.
— Пусть найдет свой путь, Хасар, — не согласился Хачиун. — Может, он не там, куда мы его ведем.
Бортэ и Тэмучжин лежали рядом, не касаясь друг друга. В ту ночь, когда они отомстили татарам, они, еще со свежей кровью на губах, любили друг друга. Она кричала от боли и ярости, когда муж вошел в нее. Он хотел было остановиться, но она обхватила его ягодицы и держала его, а слезы струились по ее лицу.
Но так было только один раз. Она больше не могла заставлять себя и не позволяла ему вновь прикасаться к ней. Как только он опускался на меховую постель, она целовала его и сворачивалась в клубок в его объятиях. Ее кровь не приходила с тех пор, как они покинули олхунутов, и теперь она боялась за ребенка. Она была почти уверена, что это ребенок Тэмучжина. Еще в племени олхунутов она часто видела, как сука спаривается со многими кобелями. Иногда щенки были разного окраса — от разных отцов. Она не знала, может ли такое случиться и с ней, но не осмеливалась спрашивать Оэлун.
Лежа в чужой юрте, она плакала в темноте, сама не зная почему, пока муж ее спал крепким сном.
ГЛАВА 28
Тэмучжин сердито отер с глаз пот. Доспехи, которые сделал для него Арслан, были куда тяжелее, чем он думал. Ему казалось, что его закатали в ковер, и правая рука стала двигаться гораздо медленнее. Солнце уже взошло, и он с досадой увидел, что Юань даже не вспотел, хотя был в таких же доспехах.
— Еще, — приказал Тэмучжин резким голосом.