Волк в овечьем стаде
Шрифт:
Обвиняемому тоже требовалось больше времени. Я заметил, как Крис Девис жмется в стороне, отстраняясь от Остина. Остину пришлось взять его за руку. Девис ожидал приговора. Он, наверное, вплоть до этого момента втайне надеялся выйти на свободу, даже после своего согласия на пятнадцать лет заключения. Я видел многих обвиняемых, слышал их выступления. Многие из них верят до последнего, что, когда придет время, они смогут что-то сказать или на их лицах появится такое выражение, что отвратит гнев правосудия и вызовет у судьи сострадание.
Признание своей вины наряду с тем, что давало единственную возможность подсудимому
Теперь у Криса Девиса было такое лицо. Я даже подумал, что охраннику придется удерживать его. Возможно, что именно нервозность Девиса так пугала Кевина. Девис действительно выглядел как человек, собирающийся сбежать. Я направился к местам для публики, чтобы находиться рядом с Кевином. Я наклонился и положил руку ему на плечо, только на минуту, а затем выпрямился, стараясь по возможности выглядеть полным решимости защищать мальчика. Черт бы побрал его отца.
Все должно было закончиться через несколько минут, трудно помешать процедуре добровольного признания. Однако Крис Девис нашел способ сделать это.
— Вы понимаете, — говорил ему судья, — что, соглашаясь признать себя виновным, вы отказываетесь от права быть судимым присяжными?
Девис что-то пробормотал, должно быть соглашаясь.
— Очень хорошо, — сказал судья Хернандес. — Вы признаете себя виновным?
Я не слышал, что тот ответил. Но воцарилась тишина. Остин посмотрел на клиента. Бекки обернулась в мою сторону.
— Что? — переспросил судья.
— Нет, — ответил Крис Девис отчетливо, явно повторяя. Он замотал головой. Затем сказал «нет» негромко, но твердо.
Судья Хернандес выглядел недовольным, как будто подозревал, что его обвели вокруг пальца.
— Вы имеете в виду, не виновен? — спросил он низким, суровым голосом.
— Нет — вот все, что ответил Крис Девис. — Нет, нет, не виновен. — Он замотал головой и никак не мог остановиться.
— Минуту, пожалуйста, ваша честь.
Остин отвел подзащитного в сторону и начал что-то говорить с заметно возрастающей злостью. Девис продолжал мотать головой. Рука Остина поднялась, как будто он хотел ударить своего клиента. Крис Девис опустил голову, он не мог смотреть на Остина. Должна быть, он все еще повторял свое «нет, нет, нет», как заклинание.
— Трус, — прошептала стоящая рядом со мной Бекки. — Отправь его обратно в тюрьму, повтори процедуру через месяц, тогда он согласится с обвинением.
— Ну, черт, — произнес кто-то по другую сторону от меня. Мы с Бекки в удивлении обернулись и увидели Элиота Куинна, казалось, он присоединился к нашему разговору, но его взгляд был направлен в другую сторону зала, на непокорного обвиняемого.
Когда Элиот понял, что мы слышали, он повернулся к нам.
— Прости, Марк, — сказал он. — Это я втянул тебя. Я позабочусь об этом. Возможно, эта молодая леди права. — Он посмотрел на Бекки более чем холодным взглядом. — Дай ему время, он согласится с обвинением.
— Нет проблем, Элиот, это даст мне шанс провести обвинение
— Я разберусь, — сказал он на прощание.
— Интересно, буду ли я такой? — спросила Бекки, смотря ему вслед. — Буду ли все еще хотеть выполнять обязанности прокурора после отставки?
— Не знаю. А сейчас насчет желания? Не хотела бы быть обвинителем этого парня?
Она повернулась, чтобы посмотреть на Криса Девиса. На мой взгляд, он не выглядел человеком, которого хотелось обвинять. Похоже, он был готов сам сдаться через день-два. Но во взгляде Бекки не было симпатии. Она будто видела преступление своими глазами.
Умение воссоздать страшную картину преступления, располагая фактами малозначительными, — качество, редкое не только для обвинителя. Дела мелькают перед глазами так быстро, что лишь успеваешь выхватить из текста обвинения основные события: оскорбление, оружие, боль, страх — итого тридцать лет заключения, но не расцениваешь их как нечто реальное. Но Бекки, похоже, принимала все близко к сердцу. Она смягчилась лишь, посмотрев на мальчика, прижавшегося к матери.
— Конечно, — сказала Бекки, — я возьмусь за это.
— Ты когда-нибудь раньше вела дело о сексуальном насилии над детьми?
— Я была помощником прокурора на двух или трех, — сказала Бекки.
— Тогда ты знаешь, что должна полностью завоевать доверие мальчика. Думаешь, у тебя получится?
Она ответила, но неубедительно:
— Дети меня любят.
Я слегка дотронулся до ее руки и пошел по проходу.
— Все в порядке? — спросил я, и Кэрен ответила:
— Да. — Но ее многозначительный взгляд говорил об обратном.
— Что происходит? — заволновалась миссис Поллард. Я больше смотрел на Кевина, чем на нее, поэтому вздрогнул, когда она подалась ко мне и схватила меня за руку.
— Подсудимый не хочет признать себя виновным, — сказал я так, будто это не было для меня неожиданностью.
— Они его не отпустят? — Она дернула меня за рукав, затем, заметив, что ведет себя бестактно, отпустила.
— Нет, нет, — убежденно сказал я, отвечая на ее вопрос, но обращался я к Кевину и смотрел на него. Он казался совсем маленьким, его била дрожь. «Господи, — подумал я, — что с ним сделал Крис Девис?»
— Он вредит сам себе, — продолжал я. — Сейчас он отправится обратно в камеру и, после того как пораскинет мозгами, возможно, попросит повторить процесс и признает себя виновным. А если нет, я буду представлять обвинение против него в суде и мы рассмотрим каждое дело в отдельности, так что приговоры будут накладываться один на другой и он сядет в тюрьму на гораздо больший срок.
— Кевин. — Возможно, это была ошибка. Я не детский психолог. Но мне хотелось приобщить его, не вести разговор помимо мальчика, словно он неживой. Я присел на корточки, чтобы мое лицо было на уровне его. — Как ты думаешь, ты сможешь сесть вон там и рассказать, что с тобой произошло? Не сегодня, — заверил я его, — но когда-нибудь, если нам понадобится, чтобы ты это сделал? Мы потренируемся с тобой, ты будешь знать, что говорить. Ты сможешь это сделать, Кевин?