Волк в овечьем стаде
Шрифт:
Глава 9
— Все в порядке, судья, — сказал я брызгавшему слюной Хернандесу. Было четвертое октября, первое заседание суда, а я минуту назад подал ему еще один отказ от обвинения: я закрывал дело, где свидетелем проходил Кевин. Я отвернулся от судейского места, чтобы посмотреть в сторону защиты.
— Это не сюрприз для обвиняемого, — продолжил я. — Фактически я отменяю обвинение по этому делу стараниями защиты.
Судья то взрывался, то утихал.
— Надо было предупредить суд, — начал было он.
— Мы не
— Напротив, обвиняемый знал, что я приду в зал суда без обвинения, потому что у меня нет свидетеля.
Бастер казался озадаченным.
— Если у обвинения возникли, проблемы, мы могли бы…
— Моего свидетеля подкупили, — сказал я ему. — Как вы объясните это?
Бастер тут же кинулся на защиту справедливости.
— Это возмутительное заявление! Пока вы…
— Информация предназначалась вам.
— Обращайтесь к суду, — властно потребовал судья Хернандес.
Я повернулся к нему.
— Да, ваша честь. Обвинение предъявляет мотивы отказа от дела номер 4221 и объявляет готовность в последнем деле против Остина Пейли. Обвинение готово к заседанию сегодня, ваша честь.
Это была ложь. Я рассчитывал, что Бастер поможет мне. Он вмешался, как будто я предварительно подготовил его.
— Зашита не готова, — сказал он. — Это дело даже не было запланировано на сегодня.
— Мне кажется, оба дела записаны на сегодня, не так ли, ваша честь? По сути дела, так оно и было бы, если бы мы достигли договоренности по двум делам до заседания.
— Действительно, — важно произнес судья Хернандес, глядя на реестр, который держал в руках.
— Возможно, — громко возразил Бастер, — но мы все решили, что сегодня будет разбираться первое дело. Защита была готова к разбирательству дела, которое окружной прокурор только что закрыл, а не к другому.
Судья Хернандес ткнул пальцем в нас обоих.
— Вы оба вносите сумятицу в мои планы. Сначала один не готов, потом другой. Вы что же, думаете, что имеете привилегии и не обязаны подчиняться суду? На этот раз, — продолжил он строго, — я даю вам только три недели. И предупреждаю вас обоих — дело будет разбираться через три недели.
Мы с Бастером поднялись, когда судья покидал зал, и оказались лицом к лицу.
— Марк, ты не прав. Меня никогда не обвиняли…
— Тебя и не обвиняют, — отрезал я и подошел к Остину, который изображал из себя деревенщину, не понимающего, что же только что произошло.
— Я не забуду про Кевина Полларда, — сказал я ему. — Я вытащу это дело, может быть, на следующем заседании. Люди, соблазнившиеся на взятку, могут также поддаться на угрозу. Как только я узнаю, как ты до них добрался.
Я еле сдерживал себя. Рука сжалась в кулак. Так и хотелось разбить в кровь его спокойную физиономию. Но я вспомнил Кевина Полларда, одиноко сидящего на качелях, заложника взрослого мира, не только своего насильника, но и родителей, которые не хотели защитить его и препятствовали мне.
Я унял дрожь. Нельзя
Остин Пейли угадал мое желание убить его. Он был достаточно умен, чтобы не выказать волнения.
— Марк, я чист. Не знаю, что тебе наговорили эти люди, но если они решили выйти из игры, то только из-за собственных сомнений, а не потому, что я вмешался. Они знают своего сына лучше тебя. Они не поверили его лжи.
Я решил не дать себя втянуть в спор. Бастер, должно быть, сделал знак своему клиенту, потому что Остин внезапно вскочил. Бастер сказал, что свяжется со мной, затем взял Остина за руку и вышел из зала.
Бекки стояла рядом со мной, тихо похлопывая меня по спине, я и понятия не имел, как долго это продолжалось.
— Меня никто никогда не хватал за глотку, — сказал я ей.
— Кто знает, может, ты уже давно ждал этого момента. — Она выглядела обеспокоенной. — Это всего лишь очередное дело, — добавила она.
Моя злость уменьшилась, но не сошла на нет. Я не ощущал триумфа. Просто на несколько недель отсрочил неприятности. Сейчас на меня кинутся репортеры, и мне надо втолковать им, почему я отказался от трех четвертей обвинения против Остина Пейли, как он и предсказывал, и убедить их в своей решимости доказать его вину.
— Черт бы побрал профессию юриста! — сказал я.
Я переоделся перед тем, как ехать в интернат, чтобы не слишком выделяться. Первый раз я приходил в костюме и выглядел чересчур официально, но меня узнавали теперь даже в брюках цвета хаки и рубашке без галстука.
Охранник помахал мне рукой, когда я открывал калитку, ведущую на игровую площадку. Дети подняли головы и посмотрели на меня, но не со страхом, а в ожидании — для них каждое новшество служило развлечением.
Томми Олгрен стоял в стороне, под деревом, наблюдая за двумя малышами, которые старались столкнуть машинку и игрушечного солдатика, который стоял закопанный в песке. Я присоединился к Томми. Он невозмутимо кивнул головой в сторону мальчишек: «Психопаты».
— Определенно их ждет тюрьма, — согласился я. Томми улыбнулся.
Мы пошли прочь. На этот раз двое учеников старших классов, мальчик и девочка, не заметили меня. Они сидели на скамейках, сравнивая записи в общих тетрадях и отмечая интересные места.
Родители Томми больше не посылали его в центр, где за детьми следили весь день и откуда Остин Пейли так часто забирал его, но они бы ужаснулись, проверив распорядок дня в интернате, где ребенок был не в безопасности. В школе детям, у которых родители много работали, разрешалось оставаться после занятий, играть на площадке или сидеть в столовой под наблюдением двух учеников постарше. Таким образом, детям предоставлялась полная свобода действий. Их было меньше, чем я ожидал, около тридцати. Других детей забирали после занятий домработницы или воспитатели, а десяти— или одиннадцатилетние сами отправлялись домой и там ждали родителей.