Волки и волчицы
Шрифт:
— И ты уверен, что тебе не пригрезилось это? Мало ли что привидится, когда мы испытываем душевное расстройство.
— Не пригрезилось. Он вложил в мои руки кусок хлебной лепёшки и сказал: «Помни, что мир не так прост, как он тебе представляется. Когда-нибудь ты поймёшь всё». Затем он поцеловал меня и ушёл, строго запретив мне следовать за ним. Лепёшка осталась в моих руках…
— Я бы рад поверить в твою историю, но она слишком неправдоподобна.
— Разве я требую от тебя, чтобы ты поверил мне, господин? Ты лишь спросил меня о моём учителе. Я рассказал тебе. Я не навязываю тебе моих мыслей, — спокойно ответил Давид.
— Может быть, вы уложили его в могилу, когда он был ещё жив? — предположил Теций.
Раб промолчал.
— И на нём не было следов от ран, нанесённых камнями? — уточнил Теций. — Это странно. Такие раны не заживают бесследно за два дня. Нет, в это нельзя поверить… Люди не способны восстать из мёртвых.
— Люди способны на всё. Просто они ещё не понимают этого. Они слепы, как новорождённые. Они одурманены своими привычками, как вином…
— И всё же, р… — Теций хотел сказать «раб», но удержался, взглянув на Давида, — всё же люди не могут восстать из мёртвых.
— Человек приходит в этот мир, чтобы жить среди тайн и наслаждаться этими тайнами, — отозвался слуга. — Разве тебе известны ответы на все вопросы? Разве ты знаешь всё? Если нет, то почему утверждаешь, что не бывает возвращения мёртвых в жизнь?
— Но я стремлюсь найти ответы на тайны.
— Если ты вдруг получишь все ответы, ты потеряешь вкус к жизни, — Давид многозначительно улыбнулся. — Жизнь даётся для познания, а познание бесконечно…
Приехав в Рим, Гай сразу направился в дом деда. На входной двери висела большая ветка кипариса, уведомлявшая прохожих о пришедшей в дом знаменитого ритора Атилия Приска смерти.
Внутри сильно пахло благовониями. Умершего уже обмыли тёплой водой и натёрли душистыми маслами. Из комнаты, где он лежал, доносилось печальное пение. Антония сидела на стуле, в атриуме, куда вскоре должны были перенести покойника; мягкая коричневая накидка стекала с её головы на плечи и опускалась на лицо, почти скрывая глаза. Рабы молча завешивали двери и окна тяжёлой тканью цвета тёмной морской волны.
Увидев Гая, Антония поднялась ему навстречу.
— Рада видеть тебя, сын.
— Извини, я не успел одеться подобающим образом, — Гай почтительно опустил голову. — Я хотел сразу прийти к тебе.
— Тело выставят в атриуме к вечеру. Никого из посторонних до тех пор не будет здесь. Ты успеешь надеть траурный плащ… Я очень редко вижу тебя, Гай, — Антония с нежностью провела ладонью по щеке сына. — Ты сторонишься меня? Не отвечай, я знаю сама.
Юноша вздрогнул. В голосе матери он услышал столько горечи, что ему стало стыдно за себя. Он обнял мать и опустил голову ей на плечо.
— Прости, мама.
— Молчи, Гай. Я всё понимаю. Тебе не нравится мой образ жизни. Мне легко понять это, я не вправе требовать от тебя ничего. Ты стал взрослым, почти самостоятельным. Вскоре тебе предстоит уйти на военную службу, чтобы выполнить гражданский долг перед Римом, и тогда я вовсе не буду видеть тебя… Молчи, не говори ничего… Я лишь хочу, чтобы ты помнил, что я — твоя мать. Я не так добродетельна, как бы мне самой хотелось того, но от этого я не перестаю быть твоей матерью. Помни об этом.
— Я помню, я не забываю этого никогда. И поверь мне: я люблю тебя, — юноша поцеловал её в обе щеки. — Теперь я поеду в наш дом, чтобы умыться с дороги и облачиться подобающим образом.
Вечером тело Атилия Приска, укутанное в пурпурную тогу, было помещено на высокое ложе, покрытое роскошной материей. Ноги покойника были обращены к двери. Лицо умершего было покрыто густой белой пудрой. То и дело в дом входили люди, желавшие бросить прощальный взгляд на Атилия и выразить соболезнование его родственникам.
— Я уже распорядилась сделать восковое изваяние отца, — сказала негромко Антония Гаю.
— Самообладание не покидает тебя даже в минуты скорби, — отозвался Гай. — Ты не забываешь о делах.
— Стоя возле мертвеца, мы должны подумать прежде о его нуждах.
— Сегодня на виллу приехал по моему приглашению Теций, — проговорил Гай. — Мы тоже говорили о смерти. В последние дни я всё время говорю о смерти… Скажи, ты веришь в бессмертие души?
Антония посмотрела в глаза сыну и ничего не ответила.
«Бессмертие души, — подумала она. — Как было бы хорошо, если бы оно касалось меня, но не имело никакого отношения к некоторым другим, например, к тем, кому я дала испить яду».
— Я пройду в дом, — сказала Антония после долгой паузы и погладила сына по щеке.
В течение семи дней тело умершего находилось в атриуме под охраной раба. На заре восьмого дня из дома вышел глашатай и закричал:
— Скончался благородный Атилий Приск! Если кто хочет быть на его похоронах, то уже пора!
Быстро шагая по улицам, он сообщал:
— Умер Атилий Приск! В память о нём завтра будут устроены игры! Кто хочет, приходите в старый цирк Фламиния!
В течение нескольких часов атриум, где лежал покойник, наполнился народом. Коричневые, синие и зелёные одежды тёмных тонов смешались в единую массу и колыхались, как поверхность мутного озера. Плакальщица из храма Либитины завывала нараспев погребальные стихи под звуки флейт и лиры. Едва смолкла плакальщица, кто-то дал команду зажечь факелы несмотря на то, что давно наступил день. Загудел огонь. Собравшиеся молча вышли на улицу, где уже выстроились музыканты с длинными прямыми трубами, и стали ждать выноса тела.