Волки на переломе зимы
Шрифт:
Автомобиль катился в гору среди по той же узкой дороге, стиснутой между шеренгами высоченных деревьев.
– Ройбен, ты отлично знаешь, что мы хотим сделать, – сказал Феликс, терпение которого, казалось, не знало предела. – Мы стараемся вывозить тебя и Стюарта туда, где можно охотиться незамеченными и неопознанными. Но если вы будете гулять сами по себе, да еще и появляться в близлежащих городах, пресса снова возьмет нас в оборот. Репортеры будут осаждать тебя повсюду и пытать насчет Человека-волка. Ведь по этой части ты главный знаток – не только единственный человек, укушенный Человеком-волком, но и видевший его, причем не раз, а дважды, и писавший о Человеке-волке как репортер. Видишь ли, мой мальчик, речь идет о том, уцелеет ли вообще Нидек-Пойнт и что будет со всеми нами.
– Я понимаю, Феликс. И очень сожалею. Я даже новости не посмотрел сегодня.
– Ну, я тоже не знаю сегодняшних новостей, но ты, Ройбен, бросил в котельной свою порванную и окровавленную одежду и одеяло в пятнах крови, а ведь любой морфенкинд сразу распознает человеческую кровь. Ты кем-то подзакусил, а это наверняка не останется незамеченным.
Щеки Ройбена уже горели огнем. Перед ним мелькали эпизоды последней охоты. Он вспомнил светящееся, будто озаренное пламенем свечи личико маленькой Сюзи, прижимавшееся к его груди. Он чувствовал себя сбитым с толку, как будто его нормальное тело, в котором он сейчас пребывал, являло собой некую иллюзию. Он тосковал по другому телу, другим мышцам, другим глазам.
– Феликс, но что мешает нам постоянно жить в лесу, ходить в собственных шкурах, жить как подобает зверям, которыми мы и являемся?
– Сам ведь отлично знаешь, – ответил Феликс. – Ройбен, мы люди. Люди. А у тебя скоро будет сын.
– У меня было ощущение, что я должен пойти, – чуть слышно сказал Ройбен. – Так я и поступил. Не знаю… Следовало сдержаться, я знал, что делаю глупость. Но, как перед богом, мне очень хотелось выйти. Причем одному. – Он поежился и, набравшись решимости, рассказал-таки короткую историю о девочке из трейлера. И заодно о том, как похоронил то, что осталось от трупа. – Феликс, я застрял между двумя мирами и должен был прорваться в тот, другой, мир. Должен был.
Феликс немного помолчал.
– Я знаю, Ройбен, что это очень заманчиво. А эти люди воспринимают нас как божьих посланников.
– Феликс, но сколько же народу вот так страдает! Эта девочка находилась в полусотне миль отсюда. Они же вокруг нас, повсюду!
– Ройбен, это часть нашего бремени. Элемент Хризмы. Мы не в состоянии спасти всех. А если попытаемся, то все погубим и в том числе самих себя. Невозможно превратить нашу территорию в наши владения. Те времена давным-давно прошли. А мне, мой мальчик, вовсе не хочется так скоро вновь потерять Нидек-Пойнт. Не хочу, чтобы тебе, или Лауре, или любому из нас пришлось бежать отсюда! Ройбен, не отрекайся пока что от своей смертной жизни, не рви связи, которые соединяют тебя с нею. Знаешь, это моя вина. Моя и Маргона. Мы не обеспечивали вас, молодежь, охотой вдоволь. Позабыли, какими бывают первые годы. Ройбен, все изменится, обещаю тебе.
– Феликс, мне очень жаль. Но знаете, эти первые дни, первые горячечные дни, когда я не знал ни кто я, ни что я, ни что будет дальше – не знал, есть ли еще мне подобные или я единственный в мире человек-зверь, – я испытывал совершенно незнакомую мне безрассудную свободу. И мне нужно привыкнуть к тому, что я не могу, как только захочу, выскользнуть наружу и сделаться Человеком-волком. Но я работаю над этим, Феликс.
– Это я знаю, – с досадливым смешком ответил Феликс. – Конечно, знаю. Ройбен, Нидек-Пойнт стоит жертвы. Кем бы мы ни стали, куда бы ни направились, нам необходима тихая гавань, убежище, святыня. Мне это необходимо. И всем нам.
– Я понимаю, – сказал Ройбен.
– Хотелось бы надеяться. Человек, который не стареет, не меняется с годами… как такой человек может содержать фамильную усадьбу, сохранять за собой землю? Ты пока не можешь представить себе, что значит покинуть все, что было для тебя свято, потому что иначе нельзя. Свою неизменяемость приходится скрывать, нужно, чтобы твоя персона полностью пропала для всех, кого ты любил. Приходится покинуть свой дом, свою семью и через несколько десятков лет в ином облике вернуться к совершенно незнакомым людям и изображать из себя давно пропавшего дядюшку или внебрачного сына…
Ройбен кивнул.
Он никогда прежде не слышал в голосе Феликса столько боли, даже когда тот говорил о Марчент.
– Я родился в самом красивом месте, какое только можно представить, – сказал Феликс, – близ Рейна, над альпийской долиной, которая очень походила на земной рай. Я ведь уже говорил тебе об этом, да? И давным-давно лишился всего этого. Лишился навсегда. Да, сейчас у меня вновь появилась собственность – вот эта земля, эти старинные дома. Я купил все это – от приклада до мушки. Но это не мой дом, не моя святыня. Такое нельзя вернуть. Это новое для меня место, наделенное всем, что может обещать новый дом в предстоящем времени, и это лучшее, на что я могу здесь рассчитывать. Но мой настоящий дом… он утрачен безвозвратно.
– Я понимаю, – сказал Ройбен. – Правда понимаю. Понимаю настолько, насколько способен понять. Не знаю, как это у меня получается, но понимаю.
– Но Нидек-Пойнт время еще не поглотило, – продолжал Феликс все тем же сдержанным тоном. – Нет. Пока еще – нет. У нас еще есть время для того, чтобы породниться с Нидек-Пойнтом, прежде чем придется бежать отсюда. А у тебя этого времени немало, совсем немало. И ты, и Лаура. И твой сын сможет вырасти в Нидек-Пойнте. Мы сможем прожить здесь изрядный кусок жизни. – Феликс умолк, по-видимому, заставив себя прервать монолог.
Ройбен помолчал, пытаясь найти слова для того, чтобы выразить свои чувства.
– Феликс, я больше не буду делать глупостей, – сказал наконец он. – Клянусь. Я сделаю все, чтобы сохранить то, что у вас сложилось.
– Ройбен, ты должен сохранить это ради себя самого, – ответил Феликс. – Забудь обо мне. Забудь о Маргоне, о Фрэнке, о Сергее. О Тибо. Ты должен сохранить это для себя и Лауры. Ройбен, тебе уже довольно скоро предстоит лишиться всего, что у тебя есть. Так не выкидывай это раньше времени.
– Чтобы вы лишились этого, я тоже не хочу, – сказал Ройбен. – Я же знаю, что значит для вас Нидек-Пойнт.
Феликс промолчал.
Ройбена обуревали странные мысли.
Они обрели форму, лишь когда машина миновала ворота и въехала на пологий подъем, ведущий к самому дому.
– Что, если ей нужен Нидек-Пойнт? – негромко спросил он. – Что, если этот дом – священное убежище для Марчент? Феликс, что, если она видит потусторонний мир и не хочет уходить на другую сторону? Что, если она тоже хочет остаться здесь?