Волки на переломе зимы
Шрифт:
Лиза вытирала пыль со стола Лауры. Она всегда одевалась строго и даже подчеркнуто старомодно, но движения ее были точными и очень экономными. Это, да и все ее поведение, слегка озадачивало Ройбена, однако он никак не мог понять, что же именно кажется ему неуместным.
Она была худощавой, даже, пожалуй, тощей, но необыкновенно сильной. Он заметил это, когда она открыла окно, наглухо заклеенное свежей краской. Но этим ее необычные ухватки не исчерпывались.
В следующие минуты она села за стол, включила компьютер Лауры и буквально несколькими движениями убедилась, что компьютер, как положено, подключен к сети.
«Ройбен Голдинг, ты сексист, – безмолвно упрекнул он себя. – Ну, что удивительного в том, что сорокапятилетняя женщина из Швейцарии умеет обращаться с компьютером?» Он и прежде не раз видел Лизу за компьютером в прежнем кабинете Лизы. И она вовсе не тыкала наугад по клавишам.
Она, похоже, заметила, что он присматривался к ней, и одарила его на удивление холодной улыбкой. А затем, прикоснувшись мимоходом ладонью к его рукаву, вышла из комнаты.
Она была привлекательна – в этом он не мог и не хотел отказать, – но имелось в ее облике и повадках что-то мужское, и ее шаги, доносившиеся из коридора, звучали совсем как мужские. «Просто бессовестный сексизм, – подумал он. – Прекрасные серые глаза и кожа, на вид нежная, как пудра, и что же он себе выдумывает?»
Тут до него дошло, что он никогда не обращал особого внимания на Хедди и Жана-Пьера. Вернее сказать, он слегка стеснялся их, потому что никогда не имел дела с «прислугой», как привычно называл этих людей Феликс. Но и в них было что-то странное – их переговоры шепотом, почти неуловимые движения и то, что они никогда не смотрели ему в глаза.
Ни один из этих людей никогда не проявлял ни малейшего интереса к разговорам, которые велись в их присутствии, и теперь, когда он об этом подумал, ему показалось странным, что Почтенные джентльмены совершенно открыто говорили за едой о таких вещах, которые заставили бы постороннего человека самое меньшее удивленно вскинуть брови, но такого никогда не случалось. Более того, никто из сидевших за столом никогда не понижал голоса в присутствии слуг.
Впрочем, Феликс и Маргон этих самых слуг знали очень хорошо, так что с какой стати ему сомневаться в них, тем более что они очень услужливы и благорасположены ко всем обитателям дома. Так что пусть все идет своим чередом. Но ведь скоро тут появится ребенок, и теперь ему, хочешь не хочешь, придется думать о многих вещах, на которые он прежде не обращал внимания.
К вечеру Селеста решила немного изменить условия соглашения.
Морт после продолжительных напряженных раздумий решил, что не видит совершенно никаких причин для того, чтобы становиться официальным мужем, и Селеста с ним согласилась. Сошлись на том, что Ройбен в пятницу приедет в Сан-Франциско и без особых церемоний зарегистрирует в мэрии брак с Селестой. К счастью, по калифорнийским законам для этого не требовалось ни анализов крови, ни времени на раздумья, и Саймон Оливер уже подготовил коротенький добрачный контракт, в котором предусматривался развод по обоюдному согласию после рождения ребенка. Грейс взяла на себя финансовое обеспечение контракта.
Селеста и Морт уже поселились в доме на Русском холме, где им предоставили спальню для гостей. Они будут жить с Филом и Грейс, пока ребенок не появится на свет и не переедет к своему отцу. Но присутствовать на церемонии бракосочетания Морт не пожелал.
Да, призналась Грейс, Селеста в ярости и злится на весь мир. Так что приготовься слушать оскорбления. Она злится, что забеременела, и почему-то Ройбен стал в ее глазах архизлодеем, но «мы должны думать о ребенке». Ройбен с этим согласился.
Ошарашенный и тоже злой Ройбен позвонил Лауре. Та не имела ничего против его женитьбы. У Ройбена будет во всех отношениях законный сын. Почему бы и нет?
– Ты не хотела бы пойти со мною? – спросил Ройбен.
– Конечно, пойду, – ответила она.
10
Среди ночи его разбудил вой – тот самый вой одинокого морфенкинда, который он слышал минувшей ночью.
Было около двух. Он не знал, как долго это продолжалось до того, как звук проник в его хаотичные сновидения и заставил вернуться к реальности. В спальне было темно. Он сел и прислушался.
А вой все продолжался, но постепенно делался тише, как будто морфенкинд неторопливо удалялся от Нидек-Пойнта. В нем слышались те же горестные, трагические интонации, как и прежде. Звук был поистине зловещим. А потом Ройбен перестал его слышать.
Через час, убедившись в том, что уснуть больше не удастся, Ройбен надел халат и отправился прогуляться по коридорам второго этажа. На душе у него было тревожно. Он знал, чего хочет. Он искал Марчент. Ему было мучительно больно ждать, когда же она сама наконец отыщет его.
Честно говоря, ее появления он ожидал примерно с таким же волнением, с каким ожидал преображения в волка в дни после того, когда это случилось с ним впервые, и это наполняло его душу ужасом. Но прогулка по коридорам успокоила его нервы. Там было полутемно, светились лишь несколько ламп в бра – не ярче ночников, – зато он хорошо видел, как красиво блестит пол.
Запах воска казался ему чуть ли не восхитительным.
Ему нравились эти просторные коридоры, твердое дерево, которое лишь чуть слышно поскрипывало под подошвами тапочек, и попадавшиеся по сторонам открытые двери свободных комнат, за которыми чуть виднелись бледные прямоугольники незанавешенных окон, а сквозь них – слабо светящееся сырое темно-серое ночное небо.
Он прошел по боковому коридору и свернул в одну из маленьких комнат, где никто не жил с тех самых пор, как появился в доме, и, подойдя к окну, попытался разглядеть раскинувшийся за домом лес.
Там он снова прислушался, пытаясь уловить вой, но ничего не услышал. Ему удалось разглядеть тусклый свет на втором этаже хозяйственного домика, находившегося слева. Он подумал, что свет горит, вероятно, в комнате Хедди, но не был уверен в этом.
Зато в лесу он не видел почти ничего.
По его телу пробежал озноб, кожу закололо мурашками. Он застыл на месте, ясно сознавая, что это вновь рвется наружу его волчья шерсть, но не понимая, почему это с ним сейчас происходит.
Потом, постепенно продолжая чувствовать щекотку лицом и кожей головы, он стал улавливать звуки, доносившиеся из темноты, глухой треск веток и какие-то невнятные рык и ворчание. Он прищурился, чувствуя, как в артериях пульсирует волчья кровь, как удлиняются пальцы, и с трудом, но все же разглядел невдалеке от здания, почти на краю леса, две фигуры – две волчьих фигуры, которые, похоже, только что не дрались – толкались и при этом жестикулировали совсем по-человечьи. Несомненно, морфенкиндеры, но кто именно?