Волки на переломе зимы
Шрифт:
Лицо Элтрама сразу напряглось. Глаза прищурились будто от боли. Но, несмотря на все это, он твердо встретился взглядом с Маргоном.
– Прошу прощения, если чем-то обидел вас, – сказал он.
– Вы меня не обидели, – ответил Маргон. – Но все же некогда вы, Элтрам, были существом из плоти и крови. Равно как и все остальные Лесные джентри. И ваши кости, точно так же, как кости всех живых существ, покоятся в земле.
Эти слова явно задели Элтрама, он даже вздрогнул, а потом напрягся всем телом, словно изготовился отражать нападение.
– Значит, вы намерены передать Марчент свои незаурядные умения, – продолжал Маргон. – Обучить ее управляться с астральными сферами, как это делаете вы. Ее интеллект и память вы собираетесь использовать для того, чтобы она стала исключительным, перворазрядным призраком!
Лицо Стюарта перекосилось, как будто он готов был расплакаться.
– Прошу вас, не говорите больше таких вещей, – чрезвычайно спокойным голосом произнес Феликс.
Маргон же не сводил глаз с Элтрама, который вскинул перед лицом свои громадные ладони, приходя в себя.
– Что ж, – произнес Маргон, – когда будете говорить с Марчент, ради любви к истине напомните ей о вратах. Не вынуждайте ее остаться с вами.
– А что, если за вратами ничего нет? – спросил Стюарт. – Что, если за ними открывается только самоуничтожение? Что, если существование продолжается только в земном круге?
– Если так, то, значит, по всей вероятности, так и должно быть, – ответил Маргон.
– Откуда вы знаете, как должно быть? – осведомился Элтрам, изо всех сил старавшийся сохранить корректность. – Мы – Лесной народ. Мы были здесь задолго до того, как вы, Маргон, появились на свет. И мы не имеем никакого представления о том, как должно быть. Так почему вы считаете, что вам известно больше, чем всем остальным? Ох уж эта тирания неверующих ни во что!..
– Элтрам, но ведь существуют и пришельцы из-за врат, напомнил Маргон.
Элтрам не мог скрыть изумления.
– Вы верите в это и все же утверждаете, что мы-то как раз не можем быть этими самыми пришельцами? – спросил он. – Маргон, ваш дух родился в материальной форме и в ней же благоденствует до сих пор. А вот духи нашего народа никогда не были привязаны к вещному миру. Хотя да, мы могли прийти сюда из-за врат, но помним только о своем существовании здесь.
– Все это время вы развиваете свой ум, верно? И набираетесь новых сил?
– А почему бы и нет?
– Но какой бы мудрости вы ни достигли – вы все равно не сможете по-настоящему выпить это молоко. Вы не способны есть ту пищу, которую так радостно принимаете в подношение. Сами же знаете, что не можете.
– Вы думаете, что знаете, что мы собой представляем, но…
– Я знаю, чего вы собой не представляете, – перебил его Маргон. – Ложь не может проходить бесследно.
Наступила тишина. Двое, сидевшие в противоположных концах стола, прожигали друг друга яростными взглядами.
– Не исключено, – негромко произнес Элтрам, – что когда-нибудь мы научимся есть и пить по-настоящему.
Маргон покачал головой.
– В древности людям было известно, что призраки или боги – как их тогда называли – вкушают аромат пищи, которую сжигают во время жертвоприношений, – сказал он. – В древности люди знали, что призракам или богам – как их тогда называли – по нраву сырость, что они буквально расцветают под проливным дождем и любят лесные и полевые ручьи и пар, который поднимается над водой. От воды вы заряжаетесь электричеством, верно? Дождь, течение ручья, струя водопада… Если на могиле совершается возлияние, вы способны по колени погрузиться в эту жидкость.
– Я не призрак, – прошептал Элтрам.
– Но ни духи, ни призраки, ни боги, – добавил Маргон, – не могут ни есть, ни пить.
Элтрам ничего не сказал на это, лишь глаза его сверкнули болью и гневом.
– Стюарт, такие вот существа с незапамятных времен дурачили людей, – сказал Маргон, – приписывая себе всеведение, которым не обладают, и божественность, о которой не знают ровным счетом ничего.
– Маргон, прошу тебя… – негромко и очень мягко сказал Феликс. – Перестань.
Маргон снова покачал головой, но развел руками и уставился в огонь.
Ройбен же поймал себя на том, что смотрит на Лизу, которая неподвижно стояла возле камина, не сводя глаз с Элтрама. На ее лице нельзя было прочесть никаких эмоций, кроме, пожалуй, настороженности. А в мыслях у нее сейчас могло быть все что угодно.
– Маргон, – сказал Элтрам, – я расскажу Марчент все, что знаю сам.
– Вы научите ее пробуждать память о ее материальном «я», – ответил Маргон. – А это не что иное, как попятное движение – укрепление эфирного тела для воссоздания утраченного материального тела, возврата к материальному существованию.
– Оно не материально! – чуть заметно повысил голос Элтрам. – Мы не материальны. Мы облекаемся в тела, похожие на ваши, потому что видим вас, знаем вас и посещаем ваш мир, мир, который вы делаете из физической материи, но сами мы не материальны. Мы невидимый народ и способны являться и исчезать.
– Да нет же, вы вполне материальны, только материя эта особого рода, только и всего! – возразил, распаляясь, Маргон. – Вас раздирает желание быть видимыми в нашем мире, этого вы хотите больше всего.
– Это неправда, – ответил Элтрам. – Как же мало вам известно о нашем истинном существовании!
– Я вижу, вы раскраснелись, – колко заметил Маргон. – О, с каждым разом это удается вам все лучше и лучше.
– Стремиться лучше делать то, что умеешь, свойственно всем, – кротко ответил Элтрам, чуть ли не умоляюще взглянув на Маргона. – Почему мы должны отличаться в этом от вас?
Феликс с несчастным видом глядел в стол, не поддерживая ни одного из собеседников.
– Так что же? По-вашему получается, что лучше будет оставить Марчент дальше страдать, не понимая, что с нею происходит, – вмешался, потеряв терпение, Ройбен, – и надеяться, что она рано или поздно навсегда погрузится в дремотное состояние? Какая разница, как это назвать или что на этот счет думает наука? Ведь ее разум уцелел, так? Она Марчент, она здесь, и она страдает.