Волки
Шрифт:
Купец попытался приподняться, но Бык уперся ногой ему в грудь.
— Бык! Клянусь, я не при делах. Я не понимаю, что ты от меня хочешь?
Переходя на блатной сленг, Купец продолжил.
— Бык, пойми, я не при делах и не хочу держать мазу за кого-то из ребят, которые стреляли в тебя. Почему я за них должен отвечать?
Бык расстегнул брюки и стал мочиться на лицо Купца. Это было самое страшное унижение среди уличных ребят.
— Ты знаешь, Купец. Мне сейчас все равно, кто меня заказал. Для меня сейчас важнее, что стреляли в меня лично ты и эти два твоих товарища. Это для меня
Купец снова попытался подняться на ноги, однако скованные за спиной руки не давали ему возможности это сделать. Он встал на колени и с мольбой смотрел на Быка.
— Бык, мы с тобой давно знаем друг друга. Неужели ты мне не веришь? Вспомни, как мы с тобой торчали на малолетке, как делили пайку. Вспомни, когда ты попал в штрафной изолятор, кто тебе помогал, кто договаривался с ментами и проносил тебе в камеру продукты. Неужели ты думаешь, что у меня бы поднялась на тебя рука?
Говоря все это, Купец, тем не менее, отлично понимал, что надеяться на пощаду не стоит. Но он хорошо знал, что пока он не закончит говорить, его убивать не будут. Впервые за свою жизнь он понял стоимость одной минуты человеческой жизни. Сейчас он не боялся холодного безмолвия, которое ждало его впереди, он просто боялся последних минут своей жизни. Закончив говорить, он закрыл глаза и стал молить Бога, чтобы его убили сразу, без всяких мучений.
Бык, выслушав его, молча отошел в сторону и махнул рукой. Кто-то из его ребят достал из багажника машины паяльную лампу и зажег ее. Купец с ужасом наблюдал за происходящим, догадываясь, что ожидает лично его и его друзей.
— А-а-а-а! — истошно закричал Купец, когда пламя паяльной лампы коснулось его лица. Он снова попытался вскочить на ноги, но сильный удар в грудь опрокинул его на снег. Теряя сознание от резкой боли, он услышал, как закричали братья Синявские, когда их лица стали медленно поджаривать на паяльной лампе.
Сколько времени Купец был без сознания, он точно не знает. Очнулся он от того, что кто-то из ребят помочился на его лицо. Он кое-как открыл обожженные лампой глаза. Первое, что он увидел, открыв глаза, это полное звезд небо. Над его головой сияла луна, а темное небо было усыпано миллионами звезд. Звезды сияли и подмигивали ему. Он увидел, как одна из них сорвалась вниз и, оставив после себя светящуюся полоску в небе, сгорела…
— Вот так и я, — подумал, — родился и умер, не оставив никакого следа на земле.
— Ну что, Купец, очнулся? — услышал он голос Быка. — Ты знаешь, Купец, твои друзья оказались более сговорчивыми, чем ты, и все мне рассказали. Теперь мне не нужно твое признание.
Бык посмотрел на Купца и заулыбался.
— Я не знаю, что они рассказали тебе. Я не при делах! — вновь прохрипел Купец.
Бык махнул рукой и направился к своей машине. Топор отсек сначала одну руку Купцу, а затем и другую. От болевого шока он снова потерял сознание. Бык вернулся от машины и достал пистолет. Прицелившись, он выстрелил Купцу в голову.
— Извини, Купец. Все, что мог, — цинично изрёк он, и сунул пистолет за ремень брюк.
Один из бойцов вновь поднес к голове Купца паяльную лампу. Вокруг запахло жареным мясом.
Обезображенные трупы Купца и братьев Синявских были сброшены в полынью,
— Бык, что делать с отрубленными кистями? — спросил его один из бойцов.
— Да выбрось их в воду, кому они нужны. Пусть ими полакомятся рыбы.
Через десять минут после окончания казни машины исчезли в ночи.
Я сидел в кабинете, размышляя над тем, в какую службу адресовать сообщение Быка в отношении Мартына и банка, который должен передать ему миллион долларов.
— ОБЭП проверкой этой информации заниматься точно не будет — думал я, — да и подходов у них к первым лицам банка, наверное, нет. Во-вторых, при всем желании им никто не позволит этого сделать, так как в этом банке, насколько я знаю, кредитуются высокопоставленные люди из правительства республики. Попробуй туда залезть, такой вой поднимут, что погоны в один миг слетят с плеч проверяющих, как воробьи с деревьев. А может, направить эту информацию Гафурову в управление по борьбе с организованной преступностью? У них же есть подразделение по экономическим преступлениям, вот пусть и поработают.
Я взялся за ручку, но через секунду положил ее на стол.
— Ну прочитают они это сообщение, и что дальше? — вновь я начал размышлять. — Подошьют в дело, и все. Самоубийц нет, кому нужны эти проблемы?
Я откинулся на спинку кресла, не зная, что делать с информацией. Круг замкнулся, и выхода из этого положения явно не было. Я смял написанную мной агентурную записку и, достав спички, поджег ее. Пламя медленно пожирало написанный мной текст. Я размял в пепельнице пепел и поднял глаза на вошедшего в кабинет заместителя начальника убойного отдела Александра Захаровича Белозерова.
— Ну, ты даешь, Виктор. Захожу, а у тебя огонь на столе. Резидент уничтожает очередную шифровку, полученную с родины. Ну, как в кино, не меньше, — произнес с улыбкой Александр.
— Брось Саша, мне сейчас не до твоих приколов, — ответил я ему. — С чем пришел?
— Виктор Николаевич, ты читал сегодняшнюю сводку? — поинтересовался у меня Белозеров.
— Пока не читал, а что? Вон она лежит у меня на углу стола, что там?
Белозеров взял в руки сводку и прочитал:
— «В 23. 45 патрульной машиной Приволжского ОВД на улице Салимжанова была обнаружена автомашина марки «Жигули» девятой модели с работающим двигателем, в которой отсутствовал водитель и пассажиры. Согласно справке городского отдела ГАИ, машина зарегистрирована на гражданина Ивлева Игната Ивановича». Так вот, как сейчас установлено, на этой машине по доверенности ездил некто Купцов Роман Семенович с улицы Латышских Стрелков.
— Погоди, погоди, Саша, — остановил я его. — Это тот самый Купец, которого вы подозревали в причастности к покушению на Быка?
Он молча кивнул. Посмотрев на меня интригующим взглядом, продолжил:
— Ты наверняка уже догадался, что дома Купца нет. Со слов соседей, он вчера выехал на машине с двумя братьями Синявскими, и больше домой ни он, ни эти братья не вернулись. Так вот, при осмотре машины в ней были обнаружены три норковые шапки, одна из которых принадлежит Купцу, а две — братьям Синявским.