Волки
Шрифт:
– Простите, но мне нужно… - сказала Валя.
Он, схватив ее своей железной рукой за локоть, потащил за собой и почти втолкнул в маленькое помещение. Вспыхнул свет и тут же скрипнула дверца и прямо в руки полетело махровое полотенце.
Иван хлопнул дверью и вышел.
Валю аж затрясло от страха.
Но спустя время она успокоилась, хотя дрожь не унималась.
Валя открыла один из кранов, вода побежала холодная, а потом стала нагреваться.
«Специально для меня газовую горелку, что ли, включили? А почему бы мне не принять ванну?»
Она
Раздевшись, она дрожа, наблюдая, как пупырышками покрывается ее кожа, ступила ногой в воду, а потом постепенно погрузилась в нее.
3. На ножах
Закутанная в длинный мужской шелковый халат, укрытая двумя одеялами, Валя постепенно засыпала. Последние полчаса перед отходом ко сну она пыталась пробиться к телефону, чтобы позвонить хотя бы маме. Конечно, ее не хватятся, ведь живет она одна, но, все же, мама могла бы ей помочь, прислать сюда такси.
Хорошо, что она натолкнулась на более сговорчивого Петра. Но все попытки позвонить в город, заканчивались короткими гудками.
Петр, не спуская с нее насмешливых глаз, пока она звонила, заметил:
– Дозвониться отсюда в город в такую погоду... Дело практически безнадежное! Да кто за тобой приедет в такую даль!
Валя в отчаянии, бросив трубку, развела руками:
– Ну, так что же делать? Вы видите, который час?
Петр спокойно ответил:
– У нас в гараже стоит «Победа». Старинная такая. Моего отца. Но завести ее сейчас – напрасное дело! Так что придется тебе остаться здесь!
Валя укоризненно смотрела на Петра блестящими темными глазами.
– Отправляйся спать, - сказал Петр. – Утро вечера мудренее.
И он почему - то подмигнул Вале и ей стало легче.
Она погрузилась в липкий, сбивчивый сон. Ей виделись снега, сугробы, шарики, привязанные к елям, чьи-то узловатые страшные руки в перчатках, утаскивающие ее на дно глубоких ям. В конце концов, в одной из таких ям она попала в царство каких – то снежных людей, которые с визгом, металлическим лязгом и звоном набросились на нее.
Валя подскочила, вся в липком поту. Ей казалось, что в комнате с камином стало невыносимо жарко. Стучало сердце, в ответ ему вторили мерные часы, маятник раскачивался, отмеряя секунды жизни…
Откуда-то снизу, из кухни, слышались то приглушенные, то громкие и звонкие, то хрипловатые голоса. Крики, гортанные, звучные, переходили в ругательства.
Валя аккуратно выскользнула из постели и подошла к перилам лестницы.
Теперь голоса были слышны отчетливо и вдруг все перебил неистовый крик:
– Так почему все должно быть у тебя?! На батю и на его предсмертный бред, который ты называешь завещанием, мне плевать! Для меня – это бумажка, она ни хрена не стоит, скомкать и выбросить!
В ответ Ивану слышался голос Петра:
– Тебя задевает, что отец ничего тебе не оставил! А все потому, что ты предал отца, ты предал его дело, ты подло поступил! Ты предатель и поэтому в семье изгой!
– Но ты же братец мой, и братец - меньшой, и должон понимать, что все мне должно перейти по наследству – старший –то я!
Голос Петра зазвенел металлом:
– Ничего ты не получишь, убирайся!
– Ах, так!
На кухне послышался звон разбитой посуды, крики, что – то звякнуло и расплекалось, а потом зазвучали жесткие металлические удары под возгласы: - Ах ты, так! Меня, брательника своего! Так на тебе, получай!
Крики и металлические удары участились, перевернулся стул, что-то еще разбилось…
«Боже мой! Они же дерутся!» - подумала Валя. – «Что же делать? Они же поубивают друг друга!»
Валя скатилась вниз по лестнице и буквально ворвалась на кухню.
Петр стоял возле кухонного окна, худой, прямой, как тополь, держа в вытянутой руке нож. Глаза его горели неистовым огнем, в них как-бы растопился вечерний лед. Рукав его рубашки у предплечья был распорот, на белой ткани увеличивалось красное пятно.
На него наступал грозный, как гора, неумолимый Иван, в тельняшке, со всколоченной прической. Волосы рассыпались на лоб, синие глаза сверкали безуминкой. Лицо его было в крови, рассечены были ухо и щека. Виднелись порезы и на руке. Иван наступал чуть согнувшись, выставив вперед острый и длинный, окровавленный нож. Один бросок Ивана, зазвенели ножи, холодно блистая белой сталью. Петр отразил удар и сам сделал выпад в сторону Ивана. Иван ловко увернулся, но нож Петра все же описал дугу у его груди, и тельняшка Ивана стала багроветь. В ответ разозленный Иван двинул вооруженной рукой в направлении сердца Петра, и тут же, на огромной спине Ивана с визгом повисла Валя. Одним махом могучего тела Иван сбросил с себя Валю. Она всем телом упала на стол, опрокинула его и оказалась, в результате на полу, вместе с упавшей посудой.
– Уходи, - закричал Петр Вале, - не вмешивайся!
И тут же вовремя лязгнул своим ножом по ножу Ивана, которым защищался, и лезвие последнего сломалось.
Петр подставил нож к горлу Ивана.
– Тебе, мерзавец, остались жить секунды… На кого руку поднял, на меня, на брата своего, как тогда и на отца. Молись в последний раз, ублюдок!
Иван лихорадочно смотрел на него:
– Ну, чего медлишь, вонзай свой нож! Ну! Боишься? Трус!
Петр еще плотнее сжал горло Ивана и процедил:
– Нет, не боюсь, братоубийцей быть не хочу. Забирай свои манатки и убирайся из отцова дома! Чтобы духу твоего здесь не было! Понятно?!
– Я вижу у тебя защитница появилась, - сказал с кривой ухмылкой Иван, вытирая кровь, показывая на охающую Валю, встающую с пола.
Петр помог ей встать и сказал:
– Иди в комнату, здесь тебе нельзя быть.
Набросивший свитер, полушубок и шапку, Иван, ругаясь, пошёл к выходу. За ним красными бусинками по полу тянулись капли крови.
У двери он обернулся и сказал: