Волки
Шрифт:
– Вот тебе. На память. Подарок. Пусть будет с тобой. На всякий случай. Повесь на шею. И не снимай.
Он вдруг глянул на нее в упор и прикрикнул:
– Ты слышала? Не снимай! Ни в коем случае!
– Я поняла. Спасибо.
– А теперь разыщи мне бумагу и ручку! В кабинете наверху, в рабочем столе все есть!
Через десять минут он отдал ей письмо, написанное дрожащими, корявыми буквами и схему.
– Держи. Вот по этим зарубками будешь идти. Придешь к Михалычу - от Петра Волкова скажешь. Да не дрожи ты! Сразу и отправляйся. Лыжи в сарае
Валя испугалась.
– Лыжи? Господи, да я в жизни всего – то два раза на них ездила! Друг давал в детстве с горки покататься!
– А ты думала по снегу ковылять десять километров?! Хочешь, чтобы тебя по пути снегом замело? Пойдешь на лыжах! Бери их и вперед!
И он тяжело откинулся на подушки, обессиленный.
5. Запах зимнего леса
Лес, тесно обступавший тропу, стоял прямой и торжественный, в белых меховых шубах. Висела удивительная звенящая тишина, время от времени нарушаемая озорным, разбойничьим посвистыванием синиц, а также сухим шорохом опадавшего с елей снега. Тогда в неподвижном воздухе щедро рассыпались хрупкие, блистающие синим и золотым цветом снежинки. Белое солнце танцевало и кувыркалось в зените, среди пара, в море серебряного блеска снежного наста.
Валя, скрипя лыжами, двигалась по снежному насту просеки, стараясь поглядывать на необходимые приметы. Иногда тропу пересекали маленькие ямки.
«Следы белки. Или лисицы», - думала Валя.
Поначалу Валя едва передвигала ноги, но постепенно овладела искусством езды на лыжах, лихо отпихиваясь от наста, прорезая, белопенные сугробы.
Только через два часа показался деревянный дом с флюгером на башенке – особая примета.
Михалыч оказался добродушным, вежливым, хотя и не больно разговорчивым человеком.
«И как он здесь живет?» – подумывала Валя, оглядывая его большое хозяйство с птицами, хлевом, большим складом каких-то вещей.
– Петя Волков прислал, – только и сказал он. – Что-то я раньше тебя здесь не видел. Ты кто? Родственница?
– Дальняя родственница, - махнула головой Валя. – А он еще и приболел… Ему тут лекарства нужны.
– Я понял, - сказал Михалыч. – Все будет.
Он повел в дом Валю, где ее покормила веселая круглолицая хозяйка.
Закончив загрузку, Михалыч, блестя хитроватыми глазами, сказал:
– Я там шприцы, ампулы все аккуратно сложил. Уколы - то умеешь делать?
Валя тяжко вздохнула.
– Когда-то училась…
– Ну и прекрасно… И вот эту настоечку… пусть попринимает. Громобойная вещь, я тебе скажу! Но прочистит весь организм. И на ноги быстро поставит.
Валя кивнула и спрятала флакон во внутренний карман кожуха.
Михалыч помог довести сани, до покрытого глубоким снегом оврага.
– Дальше машина не пройдет. Ну, давай, родственница, сама…
Валя бесстрашно впряглась в тяжелую ношу и потащила ее по снегу, тяжело дыша, выдыхая арбузный запах свежего снега.
Она торопилась, волнуясь за Петра.
Лишь вечером показался бело-серый знакомый силуэт
***
Наверное, флакончик с неизвестным лекарством от Михалыча и впрямь оказался чудодейственным препаратом. Или быть может это обычные медицинские средства помогли. Но, к вечеру второго дня, Петр уже начал постепенно оживать. Он давал много советов по дому, и освоившаяся на кухне Валя, четко выполняла его указания.
Он начал потихоньку вставать, но еще кружилась голова, и Петр, походив по дому, ложился.
Говорил он немного. Но иногда, когда ему становилось лучше, на него нападало красноречие и словоохотливость.
Он подолгу рассказывал ей о лесе, об охоте, о повадках зверей, о красивых местах.
– Я ведь физический закончил. Как и отец. Но работал по специальности мало, больше занимался лесным хозяйством. А отец мой знаменитый физик, изобретатель Федор Волков. Может слыхала?
И Петр пронзал ее своими голубыми глазами.
Валя отвечала что-то неопределенное.
Этим вечером она, выполнив все указания, подошла к постели, чтобы померить температуру и сделать Петру укол.
Когда она сделала свое дело, он вдруг сказал:
– Не уходи! Сядь, посиди, мне скучно одному. Ты кто?
Валя дернула плечами. Она уже привыкла к его неожиданным и прямым вопросам.
– Человек…
И девушка слегка улыбнулась.
Но Петр смотрел на нее сурово.
– Кто по профессии, спрашиваю?
– Журналист, - ответила Валя.
– Как же ты, журналист, оказалась в нашей глуши?
– Ох, сама не знаю, - признавалась Валя. – Гуляла по лесу и заблудилась…
– Далеко же ты гуляла, - сказал Петр и, наверное, впервые за все время улыбнулся.
– Ну, не волнуйся. Вот стану на ноги. Выведу из гаража старенькую «Победу» и отвезу тебя домой.
Валя кивнула, вдруг внезапно почувствовав что-то в сердце. Что-то необычное в нем.
Она встала и вдруг заметила, что Петр смотрит на нее ласковым и нежным взглядом, каким дотоле никогда не смотрел.
– Подойди ко мне. Ближе, - полушепотом велел он.
Она подошла и вдруг он попросил:
– Сними футболку.
– Зачем? – удивилась она.
– Ну, снимай тебе говорят, - сказал он громче и жестче, а потом добавил:
– Пожалуйста.
Она сделала как он попросил, оставшись в вечерней полутьме, при дрожащем свете свечи и камина лишь в лифчике.
Он махнул рукой, шепнув что-то беззвучно, как будто велев ей освободиться и от этого препятствия.
– Садись.
И она села рядом к нему на постель.
Он мягко дотронулся до ее упругих грудей, и они задрожали, встрепенулись, как две всполошенные птицы. Он легко обвел полукружия и стал дотрагиваться до светло-коричневых почек сосков, добиваясь их расцвета и весенней твердости, как будто готовности выпустить из себя листочки. И когда груди Вали встрепенулись и напряглись, он наклонил ее голову к себе и сильно поцеловал во влажные губы…