"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6
Шрифт:
По двору туда и сюда ходили люди, из корчмы доносился приглушённый гул голосов. Цветущие ветви рдели над головой Волкодава, тихо светясь в предзакатном розовом небе…
Такие же яблони росли у него дома…
Как всегда, при мысли о доме слева в груди заныло глухо и тяжело. Волкодав закрыл глаза и, откинув голову, прижался к дереву затылком. Какие яблоки чуть не до нового урожая хранились в общинном подполе, в больших плетёных корзинах, – румяные, сочные слитки благословенного солнца… Какой дух всегда был в том подполе, войдёшь – и точно мать в щёку поцеловала… Ни один Серый Пёс не дерзнул бы обидеть старую яблоню. Это ведь всё равно что обидеть женщину, которая с возрастом утратила материнство
Кто теперь полными вёдрами разбрасывал под яблонями навоз, кто подпирал жердями тяжёлые, клонящиеся ветви, кто благодарил за добро?
Старое, мудрое дерево с заботливой лаской смотрело на молодого бестолкового парня…
Давно уже к Волкодаву никто не подходил незамеченным. А тут, поди же ты, не услышал шагов. Потому, может, и не услышал, что не было в них ни зла, ни угрозы. Мягонькие пальчики погладили его руку, и он мгновенно вскинулся, открывая глаза. Перед ним стояла девчушка лет десяти. Стояла и смотрела на него безо всякого страха: ведь рядом не было взрослых, которые объяснили бы ей, что широкоплечие мужчины с поломанными носами и семивершковыми ножами в ножнах бывают очень, очень опасны. Одета она была в одну длинную, до пят, льняную рубашонку без пояса, перешитую из родительской. Такие носят все веннские дети, пока не войдут в лета. Реденькие светлые волосы свисали на плечи из-под тесёмки на лбу. Только и поймёшь, что не мальчик, по одинокой бусине, висящей на нитке между ключиц.
– Здравствуй, Серый Пёс, – сказала девочка. – Что ты такой грустный сидишь?
– И ты здравствуй, – медленно проговорил Волкодав, в самом деле чувствуя себя громадным злым псом, которого ни с того ни с сего облепили, кувыркаясь, глупые маленькие щенята. И, как тот пёс, он замер, не смея пошевелиться: не оттолкнуть бы, не испугать… А в сознании билось неотвязное: и у меня был бы дом… была бы и доченька…
– Зря ходишь одна, – сказал он наконец. – Люди… всякие бывают…
Она склонила голову к плечику и застенчиво улыбнулась ему. Бывают, мол, но я-то ведь знаю, что ты не из таких. Волкодав неумело улыбнулся в ответ и сразу вспомнил о своих шрамах и о том, что во рту не хватало переднего зуба: улыбка его вовсе не красила. Однако волшебное существо смотрело ясными серыми глазами, упорно отказываясь бояться. Потом подняло руки к шее:
– Хочешь, я тебе бусину подарю?
Тут Волкодав сообразил наконец, что уснул под яблоней и угодил в сказку. Веннские женщины дарили бусы женихам и мужьям, и те нанизывали их на ремешки, которыми стягивали косы. С гладкими ремешками показывались на люди одни вдовцы и те, до кого женщина ещё не снисходила. Вмиг разучившись говорить, Волкодав сумел только молча кивнуть головой. Девочка живо распутала нитку, надела гранёную хрустальную бусину на его ремешок, закрепила узелком. И засмеялась, довольная удавшейся хитростью:
– А мне все говорили, у меня, у дурнушки, никто и бус не попросит…
– Ты подрастай поскорее, – прошептал Волкодав. – Там поглядим.
И горько пожалел про себя, что оставил объевшегося Мыша отсыпаться на вколоченном в стену деревянном гвозде. То-то было бы радости – дай мышку погладить…
– Где живёшь-то? – спросил он, разгибая колени. – Давай провожу. Мать, поди, с ума уже сходит.
И заметил, что девочка в самом деле была худенькая и маленькая для десяти лет. Пока он сидел, они с ней смотрели друг другу в глаза, но стоило подняться, и она еле достала макушкой до его поясного ремня. Волкодав осторожно взял тёплую доверчивую ладошку и пошёл с девочкой со двора.
Оказывается, её семья, как и Волкодав со своими, была здесь проездом. Только остановилась на другом конце Большого Погоста, у дальней родни. Когда Волкодав с девочкой приблизились ко двору, навстречу из ворот выбежала красивая полная женщина. Увидела их и, всплеснув руками, остановилась. Волкодаву хватило одного взгляда на расшитую кику и красно-синюю с белой ниткой понёву: женщина была дочерью Пятнистых Оленей, взявшей мужа из рода Барсука.
– Здравствуй, Барсучиха, – поклонился Волкодав.
– И ты здравствуй… – замялась она, близоруко пытаясь высмотреть знаки рода на его рубахе или ремне. Ей, впрочем, было не до того. Она шагнула вперёд, ловя за руку дочь: – Спасибо, добрый молодец, что привёл непутёвую! Вот я тебе, горюшко моё…
И тут, в довершение всех бед, на глаза ей попалась искристая бусина, ввязанная в волосы Волкодава.
– Ай, стыдодейка!
Мать вольна в своём детище: захочет – накажет, а то и проклянет, тут даже Богам встревать не с руки. Но оплеуха, назначенная дочери, пришлась в подставленную ладонь Волкодава.
– Меня бей, – сказал он спокойно.
На голоса из ворот выглянул осанистый мужчина в хороших сапогах, с посеребрённой гривной на шее. Заметив подле своих рослого незнакомца, он поспешно направился к ним.
– Ты, добрый молодец, здесь что позабыл? – спросил он, загораживая жену. Косы недавнего убийцы не минули его глаз. Волкодав покосился на девочку. Та стояла повесив головку, а в дорожную пыль возле босых ног капали да капали слёзы. Не обращая внимания на гневливых родителей, Волкодав опустился перед ней на колени.
– Не поминай лихом, славница, – сказал он негромко. – Матерь свою слушай, а и тебе спасибо за честь.
Выпрямился во весь рост и пошёл обратно, туда, где смутно белела в сумерках вывеска Айр-Доннова двора. За его спиной женщина поясняла супругу, что свирепый с виду молодец ничем не обидел ни её, ни дитя. Супруг же крутил усы и молча прикидывал, не разбойник ли из ватаги Жадобы явился в Большой Погост.
– Он чей хоть? – спросила жена. – Не разглядел?
– Серый Пёс, – ответил муж, думая о своём.
Женщина не поверила:
– Да их уж двенадцатый год как нет никого.
Он пожал плечами:
– Выходит, есть.
Через несколько дней они узнают о том, как на Светыни сгорел замок кунса Винитария по прозвищу Людоед, вспомнят косы Волкодава – и не будут знать, радоваться им или бояться.
Зачем кому-то в битвах погибать? Как влажно дышит пашня под ногами, Какое небо щедрое над нами! Зачем под этим небом враждовать?.. Над яблоней гудит пчелиный рой, Смеются дети в зарослях малины, В краю, где не сражаются мужчины, Где властно беззащитное добро, Где кроткого достоинства полны Прекрасных женщин ласковые лица… Мне этот край до смерти будет сниться, Край тишины, священной тишины. Я не устану день и ночь шагать, Не замечая голода и жажды. Я так хочу прийти туда однажды — И ножны ремешком перевязать. Но долог путь, и яростны враги, И только сила силу остановит. Как в Тишину войти по лужам крови, Меча не выпуская из руки?..