"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6
Шрифт:
– Прости, госпожа: не имел чести, – поклонился Кавтин. И добавил ледяным голосом, глядя сквозь Эвриха: – Я хочу, чтобы вы двое сегодня же предстали перед моей почтенной матерью. Мы будем ждать вас в доме наместника.
Круто повернулся и вышел, и слуги прикрыли за ним дверь.
Эврих повернулся к венну и беспомощно развёл руками. В одной руке у него была склянка, в другой – тряпочка.
– А ещё говоришь, я болтун!…
– Он всё равно дознался бы, – равнодушно сказал Волкодав.
– О чём? – удивилась Сигина, отбирая у Эвриха пузырёк.
Венн ответил по-прежнему равнодушно:
– Когда-то давно я убил его брата.
– Это плохо, – занявшись его спиной, огорчилась женщина. – Братьев никогда
Эврих достал другую тряпочку.
– Эй! – подал голос старший из пленников, тот, которого стерегла Рейтамира. – А с нами что будет?
Его сотоварищ ни о чём не спрашивал, только плакал от боли, содрогаясь всем телом. Завтрашний день его не слишком заботил. Ибо хуже, чем сейчас, быть уже не могло. Волкодав скривил губы. Он-то знал: ещё как могло. И притом намного, намного…
– Что уставился? – спросил он пленника. И кивнул на Эвриха: – Вон твой хозяин. Он скрутил, ему и решать.
Таков был закон, соблюдавшийся, кажется, во всех известных ему странах. Пленник завозился на полу, стараясь встретиться глазами с аррантом.
– Захочет – в Самоцветные горы продаст, – с удовольствием предположил Волкодав. – А то стражникам государя кониса выдаст, пускай за разбой на кол посадят…
Сказал и почувствовал, как дёрнулась рука Эвриха, промывавшая кровавую полосу у него на плечах. Наверное, долго потом будет возмущаться жестокостями, которые только варварский ум и мог породить. Приплетёт ещё что-нибудь насчёт некоторых грубых людей, которых собственные прошлые муки сделали нечувствительными к чужому страданию. Ну и пускай его.
– Ой посадят… – неожиданно подыграла Волкодаву Сигина. – Они такие. Только смотрят, как бы кого посадить…
Разбойник тоже задёргался. Не иначе, вообразил себя повисшим на окровавленном мерзком колу. Потом стиснул зубы и проскрипел:
– Сонмор с вас живьём шкуры сдерёт…
– Кто такой Сонмор? – в лоб спросил Волкодав.
– Конис правит в Кондаре днём, – был ответ. – А Сонмор – ночью! Вот кто он такой!…
Волкодав примерно это и предполагал, так что слова пленника его ничуть не смутили.
– Доберётся до нас твой Сонмор или не доберётся, – проговорил он лениво, – тебе-то разницы уже не будет. А на каторге с такими, как ты, молодыми, смазливыми, знаешь что делают?… Не знаешь? Сейчас объясню…
Разбойник, видимо, и без объяснений вполне себе представлял. Он яростно рванулся, но освободиться не смог.
– Хватит! – возмутился Эврих. Он косился в окно. На постоялых дворах нередко приключались пожары, и потому окна делались широкими, как раз выбраться человеку. А чтобы эти самые окна не становились удобными лазейками для воров, хитроумные плотники придумали для них особые ставни, крепко запиравшиеся изнутри. Посередине ставня делалась маленькая отдушина, перекрытая деревянной задвижкой.
Когда ворвались грабители, Эврих что-то записывал со слов Рейтамиры, и ради солнечного света окно было распахнуто настежь.
– Вот что, – приговорил учёный. – Не нужны вы мне!… Вон окно – катитесь на все четыре стороны. Развяжи их, Рейтамира!…
Молодой женщине было страшновато. Она подошла сперва к молодому, страдавшему от боли в руке. Жало копья было остро отточено с обеих сторон, и Рейтамира принялась пилить им верёвку.
– Погоди… – поднялся Волкодав. – Кошелёк свой он пускай здесь оставит… И тот второй тоже…
Пещера. Дымный чад факелов. Крылатые тени, мечущиеся под потолком…
Три десятка, не меньше, крепких рабов волокут подземным коридором деревянные салазки и на них – неподъёмную тяжесть: две блестящие металлические плиты. Если присмотреться, можно понять, что на салазках покоятся тщательно подогнанные друг к дружке створки дверей, снабжённые хитроумным и очень прочным замком.
Ещё двое невольников пытаются вжаться в шершавый камень стены, чтобы не попасть под ноги тянущим поклажу рабам и тем более – под дымящиеся полозья. Один из двоих – согбенный пожилой халисунец, второй – рослый, костлявый молодой венн. Оба рады были бы совсем убраться с дороги, но не могут сдвинуться с места. Венна держит короткая цепь, приклёпанная к ошейнику: ничего не боящегося и очень сильного парня по справедливости считают опасным.
На халисунце нет даже обычных для каторжника кандалов, но и без них он передвигается с немалым трудом. Вместо ступней у него обрубки, замотанные тряпьём, на правой руке не хватает двух пальцев. Сперва он не на шутку побаивался свирепого напарника, сутками не произносящего ни слова. Боязнь кончилась сразу и навсегда, когда их повели на новое место, и он приготовился было привычно ползти на карачках, и вот тут-то венн по-прежнему молча поднял его на руки и понёс…
Скрежет полозьев, крики надсмотрщиков и хлопанье длинных кнутов удаляются по коридору, растворяясь в пятнах мутного света. Калека удобнее устраивается возле стены, венн садится на корточки.
«В нижние уровни потащили, – кашляя, говорит халисунец. Серый Пёс вопросительно смотрит на него, и он усмехается: – Я тебе не рассказывал, как потерял ноги?…»
Венн отрицательно качает головой. Вытащив из-за камня недавно пойманную крысу, он принимается потрошить добычу и очищать её от шкуры, готовя роскошную трапезу.
«Два года назад мы работали там, внизу, – наблюдая за работой товарища и временами сглатывая слюну, начинает халисунец. Только разговорами он и может его отблагодарить. – Ты слышал, небось, что, чем дальше вниз, тем жилы богаче? Люди не врут, это действительно так. Я сам видел. Только вот нехорошо там, внизу. Нечисто. Думаешь небось, Подземный Огонь снизу жарит, оттого и мерещится? Как бы не так! Огради нас Лунное Небо, но, видят Боги, докопались мы до самой дыры на тот свет. Там мечи выскакивают из-под земли, вот что я тебе скажу!»
«Мечи? – сипло подаёт голос венн. Железные пальцы между тем делят ободранную тушку пополам вдоль хребта. – Что ж ты ни одного не припрятал?»
«А ты туда напросись, я посмотрю, как у тебя получится! – вскидывается халисунец. Потом, остывая, ворчит: – Нет, парень. Изумруды там и правда по пять пудов, только лучше совсем не видать их смертному человеку. Выломал я, помню, здоровый такой желвачище… и в нём кристалл драгоценный… его, говорят, Армаровы мастера целиком потом огранили… и как выломал, будто лопнуло что-то в скале. Задрожало всё, и прошла по полу трещина. Узенькая, с волосок… Не устоял я, упал – и как раз ногами на трещину и угодил. Тут-то вот и ударил снизу тот меч! Я сначала ничего не почувствовал, ан смотрю – летят прочь мои ноги, а с ними во-от такой кусок цепи!… Начисто железо перерубило! И кровища сразу струёй. Увидел я этакое дело… цап ноги-то свои сдуру! Будто кто мне их обратно приставит… А они, ноги, по другую сторону меча, только разве ж я что соображал?… Да и меч, сколько помню, вроде прозрачный был, не то отражалось в нём, как в зеркале, разве тут что поймёшь… Ну, пальцы тоже прочь полетели, и что дальше было, я уж не помню. Ребята как-то выволокли… камешек дивный я в другом кулаке держал, ведь так и не бросил… А с потолка, куда меч врезался, я потом слыхал, вода потекла. Должно быть, водяную жилу перерубило. Порядочный, говорят, забой пришлось закладывать… извёсткой замазывать… чуть потоп не случился, покуда остановили…»