"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6
Шрифт:
И в это время где-то поблизости прозвучал тяжёлый рокочущий гул, завершившийся глухим грохотом. Эвриху померещилось, будто разом мигнули и потускнели светильники, а нарядно застланный пол начал уходить из-под ног. Он испуганно вскочил… И оказалось, что во всём большом доме всполошился только он один. Да ещё Йарра. Остальные беззлобно хохотали, указывая на них пальцами.
– Мне… – смущённо пробормотал Эврих. – Мне показалось…
– Чужестранцы всегда пугаются вздохов горы, – улыбнулась белокурая женщина. – Не страшись, это всего лишь камень вывалился из свода пещеры. Такое у нас происходит каждую ночь. Когда ты выйдешь наружу, ты увидишь наверху прочный плетень.
Крыша дома тотчас показалась арранту слишком непрочной и хрупкой, а пещера, укрывшая деревню, – самой настоящей ловушкой. Захотелось немедленно выскочить из неё под открытое небо. Там тоже немало опасностей, но по крайней мере не надо ждать внезапного обвала и жуткого погребения заживо…
– А вы не боитесь, – спросил он, – что вас однажды засыплет совсем?…
– Нет, не боимся, – ответила женщина. – Третьего дня вождь сам поднимался к своду и нашёл его крепким. Да и утавегу всегда предупредят нас об опасности… – И лукаво спросила: – Хочешь, чужестранец, после пира я покажу тебе земляные яблоки и всё про них расскажу?
Польщённый Эврих, загораясь, приподнялся с подушек:
– Благодарю тебя, добрая красавица, и почту за великую…
Однако судьбе было угодно, чтобы любовный сговор, к немалому сожалению арранта, так и остался невысказанным. Вождь Элдаг поднялся на ноги, и женщина поспешила прочь, исчезнув за кругом сидевших мужчин.
Элдаг держал в руках особенную лепёшку. Она была во всём подобна прочим хлебцам, только в поперечнике – добрых полтора локтя.
– Братья истинные итигулы, – прозвучал голос вождя. – Сегодня, если Отец Небо попустит вернуться невредимыми нашим молодым храбрецам, нас станет на одного больше. А если кто-то из юношей удалится ликовать среди пращуров над вершиной Харан Киира, всё равно эта убыль окажется не столь заметна. Ибо сегодня от одного хлеба с квар-итигулами будет вкушать новый росток на могучем стволе нашего племени – Йарра, сын Йарана Ящерицы, моего младшего брата. Подойди сюда, братучадо!
Йарра выбежал вперёд и немедленно опустился перед вождём всё в ту же позу почтения. Старейшая потянулась к нему, обнюхала, потом лизнула в щёку. Народ загудел: люди узрели доброе предзнаменование. Элдаг отломил кусочек лепёшки, не спеша прожевал и запил из длинного, извитого рога. Потом отломил такой же кусочек и дал его Йарре с рук, точно младенцу:
– Отныне этот юный воин будет сидеть вместе со всеми и держать свою долю во всём, что пошлёт нам Отец Небо, будь то праведный урожай или смертельная битва с врагами… По праву старшего брата я беру дитя Йарана в свой род и нарекаю своим собственным сыном. Завтра же будет поставлено пиво и выкроен башмак наследования, и когда всё будет готово, мы совершим над сыном Йарана полный обряд. Он будет наследовать мне после сыновей, родившихся от моего семени до нынешнего дня!…
Двое гостей ждали одобрительных криков, гулких ударов обнажёнными клинками в щиты. Ничего подобного не последовало. Итигулы молча и разом, как один человек, трижды поклонились вождю, признавая и чтя его решение.
– Приблизьтесь, благородные чужестранцы, – продолжал Элдаг, обращаясь к венну с аррантом. Эврих, а за ним и Волкодав послушно поднялись и замерли на коленях перед вождём. – Вкусите от нашего хлеба, – торжественно продолжал Элдаг, – ибо люди, даровавшие племени нового воина, не должны оставаться чужими у очага итигулов. Отведайте же с нами святого дара Земли и Небес, чтобы кровь, текущая в наших жилах, отныне объединила свой ток!
Учёный аррант первым принял из рук вождя румяный край очень вкусной лепёшки и запил его из рога белой жидкостью, оказавшейся козьим молоком. Позже настанет черёд и для хмельного, но козье молоко считалось у итигулов священным напитком. Каждый горец с младенчества слышал о том, как пращур племени некогда умирал на бесплодных камнях и непременно погиб бы, не успев дать начало итигульскому роду, не пошли ему Отец Небо ласковую рогатую кормилицу с выменем, полным целебного молока.
Волкодав в свою очередь отведал хлеба и молока, и что-то дрожало в давно очерствевшей душе. Ему поневоле вспомнилось несостоявшееся побратимство с Аптахаром. Где ж было знать три года назад, что Хозяйка Судеб приведёт побрататься с целым народом!… Теперь у меня есть родственники, сказал себе венн. Не только псы меня за своего теперь признают…
Старейшая подняла голову, улыбаясь ему во всю пасть, и приветливо застучала хвостом.
Уже внесли печёную баранью голову, и вождь Элдаг принялся отрезать кусочки полупрозрачного уха, по старшинству раздавая их пировавшим, когда снаружи начался какой-то переполох. Волкодав заметил, как многие сразу потянулись к оружию: что там, уж не враги ли?… Но в криках, доносившихся со двора, было лишь яростное торжество.
– Наши юноши возвратились, – сказал пожилой итигул, сидевший рядом с гостями. – И, похоже, Отец Небо ниспослал им удачу!
Как вскорости выяснилось, удача была такова, что не за стыд даже и вломиться с нею прямо в пиршественный покой. Распахнулись двери, и вовнутрь общинного дома ввалилось пятеро парней. Они ещё не успели стереть с лиц смесь жира и сажи, помогающую незаметно красться в ночи, так что взгляд выделял только зубы и сверкающие глаза, но по голосам, по движениям Волкодав тотчас определил: все пятеро были ровесниками тем неудачливым шанским юнцам, которых он оставил «поспать» где-то за перевалом. То есть такими же сосунками лет по пятнадцать. Которым бы слушаться бабок и матерей и по пятам ходить за старшими братьями и отцами, постигая мужскую науку…
Четверо тащили на плечах толстый шест. Прочная жердь скрипела и прогибалась под тяжестью большого мешка. Время от времени мешок слабо и неуклюже трепыхался: ни дать ни взять в нём несли большую овцу, связанную к тому же. Но когда парни с видимым облегчением сбросили свою ношу на каменный пол, вскрик из мешка раздался вполне человеческий.
Это был голос женщины. Беспомощной и жестоко страдающей. Эврих, холодея, оглянулся на Волкодава. Венн жевал кусок лепёшки, с любопытством наблюдая за юнцами, и по его лицу решительно невозможно было что-то сказать о его истинных чувствах.
Вожак возвратившейся пятёрки тем временем припал на колени возле мешка и торопливо распутал верёвку, стягивавшую горловину. Один из его товарищей несильно пнул ворочавшийся свёрток сапожком: вылезай, мол. Пленница должной расторопности не проявила, и тогда парни подхватили мешок за углы, и под раскаты всеобщего хохота на пол вывалилась женщина.
Невысокая, не слишком молоденькая, измученная и растрёпанная.
И с огромным животом, готовым вот-вот выпустить в мир младенца.
Женщина затравленно озиралась, помимо разума прикрывая ладонями беззащитное чрево. Потом неожиданно выпрямилась, справляясь с собой, опустила руки и подняла подбородок с таким видом, словно не она находилась в плену, а, наоборот, ей самой предстояло решать судьбы врагов, наконец-то угодивших к ней на расправу.