Волконские. Первые русские аристократы
Шрифт:
2 января 1826 года Мария родила сына, а 14 января Сергей Волконский был арестован и приговорен к каторге. Только после этого Мария, как и другие жены декабристов, узнала о существовании тайного общества. Едва оправившись от тяжелых первых родов, Волконская решила, что последует за мужем и осуществила это решение вопреки всем препятствиям, исходившим от семьи Раевских и от правительства.
«Никто (кроме женщин) не смел показывать участия, произнести теплого слова о родных и друзьях… Одни женщины не участвовали в этом подлом отречении от близких», — писал в то время Герцен. А император Николай I после казни пяти декабристов писал об их женах: «Этих женщин я больше всего боюсь. Они проявили преданность, достойную уважения, тем более,
Говорят, что княжна Мария не любила мужа, но считала, что если она его супруга, то просто обязана разделить его судьбу. Ей был 21 год, и вряд ли она была столько холодна к супругу — ведь в результате, Мария Волконская покинула младенца-сына и ослушалась родных, запретивших ей ехать в Сибирь. Но цена за это была велика — ребенок без нее умер, да и отец — генерал Раневский — скончался от горя, понимая, что именно он определил судьбу своей дочери.
В пути у Марии Волконской отняли вещи, ее лишили слуг. В Иркутске ее встретил губернатор Цейдлер, имевший тайное предписание «употребить всевозможные внушения и убеждения к обратному отъезду в Россию жен преступников». Но княжна Волконская не вняла этим внушениям и подписала бумагу, где было сказано: «Жена, следуя за своим мужем и продолжая с ним супружескую связь, сделается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет уже признаваема не иначе, как женой ссыльнокаторжного, и с тем вместе принимает на себя переносить все, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защищать ее от ежечасных могущих быть оскорблений, от людей самого развратного, презрительного класса, которые найдут в том, как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущую равную с ними участь, себе подобной».
Это было напрасное запугиванье, так как за все время своего двадцатидевятилетнего пребывания в Сибири Волконская, если и подвергалась оскорблениям, то никак не со стороны уголовных каторжан, которые относились к декабристам и к их семьям с глубоким уважением. Гораздо страшнее отречения от прав был краткий второй пункт подписки: «Дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казенные заводские крестьяне». Но у этих первых героинь русской истории XIX века хватило мужества пренебречь и этой угрозой, которая, впрочем, никогда не была приведена в исполнение.
Как рассказывали потом очевидцы события, методы, которыми пытался остановить Марию Волконскую губернатор Восточной Сибири Цейдлер, были ужасны: «Он уговаривал, упрашивал и, увидев все убеждения отринутыми, объявил, что не может иначе отправить ее к мужу, как пешком с партией ссыльных по канату и по этапам. Она спокойно согласилась и на это.
В Нерчинске от Волконской была получена вторая подписка, отдававшая ее в распоряжение коменданта Нерчинских заводов. Он не только определял ее встречи с мужем, но наблюдал за ее личной жизнью, прочитывал всю ее переписку, имел реестр ее имущества и денег, которые выдавал ей по мере надобности, но не свыше сначала 10 000 рублей ассигнациями в год, потом эту сумму сбавили до 2 000. Но трудности и внешние унижения не могли сломить этих удивительных женщин и их мужей.
Барон Розен в своих записках так характеризовал Марию Волконскую: «Молодая, стройная, более высокого, чем среднего роста брюнетка с горящими глазами, с полусмуглым лицом, с гордой походкой, она получила у нас прозванье Дева Ганга». Только 11 февраля 1827 года Мария Волконская попала, наконец, на Благодатский рудник, где отбывал
Ее поселили в избе вместе с женами других декабристов. Княжна научилась готовить еду, шить, стирать, работать на огороде, колоть дрова, вбивать гвозди, точить пилу… Мария Волконская всегда поддерживала и других узников — обшивала, кормила, хлопотала о послаблениях и для них. Страдальцы звали ее Светлой Девой Марией.
Она сразу же начала испрашивать разрешения поселиться вместе с мужем в каземате острога. Бе отговаривало начальство, убеждая, что в избе хотя бы можно жить, а в камере нет даже окон. Но Мария отвечала: «Там мой муж!». И ей разрешили перебраться.
Конечно, если взглянуть на зарисовки декабриста Николая Бестужева, сделанные в камере Петровского каземата (в 1830 году узники были переведены на работу на Петровский завод), все выглядит не столь устрашающе. Конечно, никаких окон нет. Зато камера — 20 метров, стены обиты присланной из Петербурга материей, есть два дивана, комод, письменная конторка, шкаф с книгами и даже музыкальный инструмент, чудом довезенный Марией из Петербурга.
Бодро и стойко исполняли они свой долг, облегчая участь не только мужей, но и остальных узников. К концу 1827 года декабристов перевели в Читу, где вместо работы в рудниках их заставляли чистить конюшни, молоть зерно. В 1830 году их перевели на Петровский завод, где специально для них был выстроен большой острог, там разрешили поселить и жен. Камеры были тесные и темные, без окон, их прорубили после долгих хлопот, по особому Высочайшему разрешению. Но Волконская была рада, что может жить вместе с супругом — в их комнату по вечерам собирались, читали, спорили, слушали музыку.
В 1830 году Мария родила дочь, однако девочка умерла в тот же день. Княжна перетерпела и это, она понимала, что рождение детей дает новую надежду ее мужу. В 1832 году в семье родился сын Михаил, а в 1834 году — дочь Елена.
В августе 1836 года Волконским разрешили переехать на жительство в село Урик, Иркутской губернии. В 1844 году Мария Николаевна заболела и уехала лечиться в Иркутск. Там она подружилась с декабристом Александром Поджио, о котором написала сестре: «Это превосходный и достойнейший человек, он молод духом и меня боготворит».
И все же, вторая половина ссылки была бы гораздо легче первой, если бы не постоянная тревога за детей. В 1847 году, с назначением генерал-губернатора Н. Н. Муравьева, их положение улучшилось. По восшествии на престол Александра II последовала амнистия — Волконский с семьей вернулся на родину.
В 1855 году, спустя 30 лет после восстания декабристов, скончался Николай I. В честь воцарения нового государя Александра II «преступникам» были сделаны высочайшие послабления. Сергею разрешили вернуться в свое имение Воронки, а Марии Николаевне и детям — жить в Москве. Княгиню Волконскую снова приняли в дружеских кругах, она даже написала мемуары.
В 1863 году княгиня Мария Волконская умерла в возрасте пятидесяти восьми лет. После нее остались записки, который сын Волконского читал Некрасову, а тот написал свои знаменитые, посвященные княгине Трубецкой и Волконской поэмы, на которых воспиталось несколько поколений русских женщин - Благодаря Некрасову, пафос долга и самоотвержения, которым была полна жизнь Волконской, навсегда запечатлелся в сознании русского общества. Картины, полные трагизма, разговоре губернатором, прощание с отцом, прощальный прием у Зинаиды Волконской в Москве, дорожные встречи, наконец, сцена в Благодатском руднике, где Волконская целует оковы на ногах мужа или просто падает в обморок — сейчас это уже не важно — все это Некрасов взял прямо из жизни. И те слова, которые Некрасов вложил в уста княгине Трубецкой, «но сталью я одела грудь», применимы и к Марии Волконской, чья жизнь стала легендой.