Шрифт:
Глава 1
– Славная ушица вышла. Семен сегодня прям расстарался.
Дед Федор сидел напротив и сосредоточенно орудовал ложкой. Ел, прихлебывая квас из кружки размером с небольшое ведерко. Кусал ломоть хлеба, тянулся за луком, макал в соль, жевал. Смотрел в окно, едва слышно хмыкал – и снова жевал. В общем, делал все, чтобы не встречаться со мной взглядом и не говорить. Но в конце концов не выдержал и начал – зачем-то про уху, будто так и не смог заставить себя произнести то, что наверняка все эти дни рвалось наружу.
– Так, ну хватит. –
– А есть чего? – хмуро отозвался дед Федор. – Спрашивать-то?
– Это уж тебе виднее. – Я пожал плечами. – Со среды ходишь кислый, да и сейчас будто на ежа сел… Говори уж – чего в себе-то держать?
– Да попробуй тут! – Дед Федор засопел и демонстративно уткнулся в тарелку. – Я ж теперь не пойму, как с тобой быть, Володька. Знал ведь, что не обычный ты человек, а особый, из благородных и с Талантом, но про такое даже подумать не мог! Вспомню – так снова перед глазами стоит, словно вот только что было…
– Да что за нежности, дед? – буркнул я. – Подумаешь – волк. Ну, лохматость немного повысилась… С кем не бывает? Вон, Грозин-то пострашнее оказался, а уж ты небось в тайге и не такое видал.
– Такого – не видел. Люди рассказывали. А уж сколько там выдумки и сколько правды – одному богу известно. Про грозинскую породу уж давно по всей Сибири слухи ходили. А раньше, говорят, побольше было… – Дед Федор огляделся по сторонам и чуть понизил голос. – Ну, оборотней всяких. Вроде тебя, получается.
– А куда подевались? – поинтересовался я.
– Откуда мне знать? Может, повыбили с тех времен, а может, и попрятались. Это ж особый Талант, дикий. С таким и в высший свет не примут, и среди простых людей терпеть никак не станут. На вилы подымут или избу ночью подпалят – и дело с концом… Думаешь, просто так Грозин скрывал, что в медведя перекидываться обучен?
Я не ответил – сказать было, в общем, нечего. Аристократы и особенно князья древних фамилий наверняка могли похвастать изрядным списком родовых умений и способностей, но оборотничество вряд ли входило в число особо почитаемых и полезных. Во всяком случае в наше время, когда технологичные игрушки вроде того же «Максима» понемногу отправляли рукопашные схватки на свалку истории.
Впрочем, вряд ли дело было только в этом. Я еще не имел возможности полноценно изучить местных оборотней – да и, признаться, не особо горел желанием, – но общение с одним-единственным толсто намекало, что зубастые господа и в этом мире не отличались добродушием и хорошим воспитанием. Звериная сущность щедрой рукой подкидывала подарки в виде сверхчеловеческой силы, выносливости, здоровья и регенерации, зато характер портила до невозможности. Покойный барон и в высшем обществе вел себя премерзко, а уж в компании попроще наверняка и вовсе превращался в животное… Или даже хуже – хватал самое отвратительное от обеих ипостасей.
И если уж все ему подобные делали то же самое, стоит ли удивляться, что их еще на заре российского дворянства понемногу перебили или просто выпихнули куда подальше.
– Дурное это дело – звериная кровь, – продолжил дед Федор, будто прочитав мои мысли. – Силы много дает, да толку от той
– Ты поэтому кривишься? – улыбнулся я. – Думаешь, у меня волчья кровь верх возьмет? Что начну по окраинам курей душить?
– Да ладно бы курей… Не знаю я. Вот на Грозина посмотри – там сразу видно, что человек поганый, хоть с Талантом, хоть без. И зыркает как медведь таежный, которого охотники рогатиной из берлоги подняли. – Дед Федор поморщился, сдвинул брови, смолк на мгновение, но потом все-таки продолжил: – А ты, Володька, другой совсем. Воспитанный, без надобности не ерепенишься, хоть и драться, и из нагана стрелять мастак, каких мало.
– Так это разве плохо?
– Да как знать… Может, еще и похуже, чем если бы буйный был, – проворчал дед Федор. – А так вроде и слова дурного не скажешь – а человеку голову зубами оттяпал.
– А что было делать? – не выдержал я. – Ты бы на моем месте, можно подумать, не оттяпал бы? Грозин меня и сам не пирогами кормить собирался, знаешь ли!
– Да уж оттяпал бы, поди. Христом Богом клянусь, Володька, – я про тебя ничего такого и не подумаю даже.
– Не подумаешь… А сам за обрез. – Я почему-то сразу вспомнил отведенные чуть в сторону стволы и пальцы, уже готовые лечь на спуск. – Стрелять думал?
– Да ни в жизнь! Вот те крест, Володька! – Дед Федор ткнул себя сложенными пальцами в лоб и потом в грудь, но дальше не продолжил – видимо, от избытка чувств. – Испугался до жути – это да, было такое. Сам понимаешь, не каждый день такое увидишь… Но чтобы стрелять – не стал бы, хоть чего делай… Ты ж мне взаправду заместо внука, Володька, – а больше-то и не осталось никого. Один я теперь, как перст.
Дед Федор виновато опустил голову, и мне вдруг стало… нет, не то чтобы стыдно, но злость разом куда-то улетучилась. А вместе с ней и тревога. За последние дни я успел принять немало сомнительных решений, наворотить тех еще дел, навлечь на себя сиятельный гнев одного из самых высокопоставленных столичных сыскарей и даже отгрызть человеку голову в зверином обличии – и все же друзья от меня не отвернулись.
Петропавловский, Фурсов, его преподобие Дельвиг и дед Федор… все-таки и он тоже. Моя собственная крохотная армия, с которой не страшно схватиться и с каторжанами, и с нечистью из Прорывов, и с зарвавшимся бароном, и с таинственным колдуном.
Даже если промеж товарищей не так много согласия, как хотелось бы.
– Да разве ж ты один? – Я протянул руку и легонько хлопнул деда Федора по локтю. – Мы с господами гимназистами никуда не денемся, да и сибиряки за тебя горой. Вместе уж не пуд соли съели, а десять пудов… И дела теперь в гору пойдут. Без Грозина его братия каторжная вмиг из города разбежится, а кто останется – тех или городовые переловят, или работяги сами прибьют.