Волна любви на озере дружбы
Шрифт:
В конце концов мама заметила, что уроки танцев не только не придали мне грациозности, но и с каждой неделей все больше меня калечили.
– Господи, какая же ты неуклюжая, – постоянно повторяла она.
Она не стала настаивать и не продлила занятия. Я смогла спокойно ходить в библиотеку по средам после обеда, а потом идти валять дурака к бабушке.
Тогда-то мама и начала приставать, чтобы я пригласила друзей.
– В субботу, – предлагала она, – пригласи их в субботу. Хочешь, я позвоню их родителям?
– У меня нет друзей, –
– Послушай, у всех есть друзья…
– Может быть, – говорила я, – у всех, кроме меня.
Но мама никогда не сдавалась, предварительно не испробовав все возможные варианты.
– Подумай хорошенько, есть же наверняка девочка или мальчик, с которыми ты ладишь?
Я погружалась в размышления. И чем глубже я погружалась, тем острее ненавидела девчонок-воображал нашего класса. Что же касается мальчиков, я не могла вспомнить не только ни одного лица, но и ни одного имени. Я относилась к ним как к личинкам или рыбкам.
– Ну что? – заискивала мама с нотками надежды в голосе.
– Нет, честное слово, – говорила я, – никого. Может, на следующий год, когда вырасту…
В конечном счете в маминых глазах мелькало разочарование, на том разговор и заканчивался. Ну что плохого в том, что я люблю одиночество? Я же никому зла не причиняю. Смотрю в окно, придумываю разные истории в ванной перед зеркалом, воображаю, что я – в Индии, слоняюсь по квартире, читаю книжки.
И вот в моей одинокой жизни Тим стал мне другом. Как и планировалось, он приходил за мной в школу по вторникам и четвергам. Как и планировалось, мы весело болтали. Однако совершенно не планировалось, что мы будем болтать исключительно по-французски.
Мы честно попробовали говорить по-английски, но ничего не вышло. Вы когда-нибудь пробовали беседовать на неизвестном вам языке? Ничего не получится. Потому что, по правде говоря, после двух месяцев занятий мне сложно было изъясняться по-английски. Я могла задать несколько вопросов и даже на них ответить. Я могла спросить у собеседника, как его зовут, из какой он страны и как зовут его друзей. Могла узнать, который час. Когда приходил Тим, я каждый раз осведомлялась, сколько сейчас времени.
– What time is it, Тим?
Но всякий раз было четверть шестого, поскольку по вторникам и четвергам я выходила из школы в одно и то же время, а Тим был пунктуальным юношей.
Вначале Тим попытался задавать другие вопросы, но я не понимала ни слова из того, что он говорил. А когда он был рядом, в моем словарном запасе не оказывалось нужных слов, чтобы рассказать ему о куче разных мелочей, которые вертелись у меня в голове.
– Do you speak French? – наконец спросил Тим.
«Говорите ли вы по-французски?» – по крайней мере этот вопрос я способна была понять.
– Yes, I do, – ответила я.
– Wonderful, – радостно ответил Тим, – ну его, этот английский. Лучше ты будешь меня учить французскому, я тоже должен практиковаться.
– Как скажешь, – согласилась я. – Я буду твоим учителем по практике французского языка.
– Огромное спасибо, – сказал Тим. – Желаете ли вы хлеба тебе на полдник?
Два раза в неделю мы вместе читали задание по английскому, тренировали произношение. Это занимало десять минут, а потом мы могли говорить о другом. Само собой, когда я оставалась одна, я выучивала уроки так, чтобы комар носа не подточил. Если мне хотелось, чтобы Тим остался, нужно было действительно доказать родителям, что их идея оправдалась. Мой английский должен был стать безупречным. Я старалась изо всех сил, чтобы моя оценка не опустилась ниже 17 из 20.
Таким образом, до маминого прихода с работы мы болтали на французском. Я рассказывала Тиму о школе, прочитанных книжках, своих мечтах, например иметь крылья или поехать в Индию. Тим был прекрасным собеседником и задавал отличные вопросы.
– Кто тот преступник, что вышел из школы вместе с тобой? – спрашивал он.
– Высокий мужчина в очках и зеленой куртке?
– Именно тот.
– Месье Лакэ, мой учитель математики.
– Он не учитель, – произносил Тим и хмурил брови. – Он – опасный убийца. Думаю, тебе надо прекращать математики. Я сейчас об этом информирую вон тому полицейскому-регулировщику.
И он направлялся к регулировщику с криками:
– Сэр! Сэр…
Я с хохотом бежала за ним:
– Нет, Тим, нет, у тебя будут неприятности.
Услышав крики, полицейский поворачивался в нашу сторону, а Тим подбегал к нему и спрашивал:
– Не будете ли вы так любезны, сударь, указать, где находится ближайшая булочная?
Мы покупали булочки с шоколадом, две – ему, одну – мне, и возвращались домой. Тим ставил чайник, наливал нам чай с молоком и усаживался напротив меня за кухонным столом.
– Итак, барышня, расскажи мне о жизни в Индии, – просил он.
А еще он спрашивал иногда:
– Какую книгу мы недавно прочли и можем ли мы одолжить ее несчастному английскому студенту, изгнанному из своей страны?
Как-то вечером он зашел за мной в школу, размахивая в вытянутой руке свертком в подарочной бумаге.
– Я покупил его тебе сегодня утром, глупая болтушка.
Я прыгала, пытаясь достать сверток.
– Надо говорить «купил его тебе», тупой лентяй. Отдай мне мой подарок.
– А что такое «лентяй»? – спросил Тим, протягивая мне сверток. – Это насекомое?
Я разорвала бумагу. Это оказалась книга Редьярда Киплинга «Простые рассказы с гор».
– Она на английском? – с легким разочарованием спросила я.
– Отнюдь не на английском, барышня-лентяйка, – улыбнулся Тим. – Это перевод на французский. Это книга для чтения, а не для занятий. Я буду тебе крошечку читать каждый вечер.
– Капельку, Тим. О, большое спасибо.
Тим серьезно на меня взглянул.