Волна страсти
Шрифт:
У нее нет никакого жизненного опыта. Чему она может научиться от друзей отца? После неудавшегося романа она стала избегать людей, стыдилась себя и с головой ушла в работу, довольствуясь лишь обществом родителей.
После смерти Элен Ситон что-то надломилось в ее дочери.
Ребекка подошла к столу и вынула из ящика кольцо, принадлежавшее матери. Повертев его в руках, она вздохнула и положила обратно. Она опустошена и разбита, как это треснувшее кольцо, и тому служит доказательством ее работа. Со дня смерти матери она не написала ничего значительного. Картины, которые привели Кеннета в такой восторг, были написаны задолго до ее гибели.
Конечно, она много
С тяжелым вздохом Ребекка опустилась на диван, откинувшись на спинку, покрытую персидским ковром, который, как ей казалось, все еще хранил тепло Кеннета. Она спиной ощущала его присутствие.
Портрет Кеннета был первой серьезной работой, которая по-настоящему увлекла Ребекку после смерти матери. Возможно, работая над ним, она зарядится его жизнелюбивой энергией.
Еще одна мысль промелькнула в голове у Ребекки, от которой ее сердце заныло. Она обязана написать еще одну картину, а для этого ей понадобится собрать все свое мужество.
Набравшись храбрости, Ребекка открыла альбом и начала рисовать падающую с обрыва женщину.
Кеннет встретился с адвокатом сэра Энтони и обсудил финансовые проблемы. Воспользовавшись случаем, он попытался расспросить стряпчего о смерти Элен, но не узнал ничего нового, что нисколько его не удивило: желающих вдаваться в подробности не было.
Несмотря на моросящий дождь, Кеннет решил идти к дому Ситона пешком и по дороге заглянуть на почту. Его ждало там письмо от Джека Дэвидсона. Джек писал о своих фермерских планах, сопровождая слова цифрами. Кеннет быстро прикинул в уме, сколько у него денег, и решил, что их достаточно, лишь бы не случилось ничего непредвиденного. Да поможет им Бог!
Кеннет дочитал письмо. В конце Джек писал:
«Кеннет, не знаю как и благодарить тебя за то, что ты пригласил меня в Саттертон. За время, проведенное в Пиренеях, а затем, скитаясь по госпиталям после Ватерлоо, я совершенно забыл, какое это удовольствие – жить поближе к земле. Не могу припомнить, чтобы я испытывал такое наслаждение от общества настоящей английской леди. Твоя сестра – само очарование. Она очень добра ко мне и стала для меня настоящим другом».
Следующее предложение было зачеркнуто. Дальше шло:
«Не знаю, как ты отнесешься к моему ухаживанию за мисс Уилдинг, но хочу тебе сказать, что у меня самые серьезные намерения, и недалек тот день, когда я попрошу ее руки. Сообщаю тебе об этом заранее, чтобы ты мог все хорошенько обдумать.
С глубоким уважением, Джек Дэвидсон».
Пряча письмо в карман, Кеннет улыбался. Из писем Бет он уже знал, что она неравнодушна к Джеку. Они будут прекрасной парой.
Однако по мере приближения к дому лицо Кеннета мрачнело. Приглашая друга в имение, он предполагал, что они с Бет отлично поладят, однако в его планы не входило сватовство, и он совсем не рассчитывал на успех. Сейчас он испытывал противоречивые чувства. Он ничего не имел против их брака; лучшего мужа для сестры трудно и пожелать, но где они раздобудут средства к существованию? Сейчас Бет и Джек целиком и полностью зависели от него самого. Если Саттертон будет потерян, Джеку придется искать работу. Пройдут годы, прежде чем он сможет содержать жену. А это значит, что он, Кеннет, не имеет права расторгать договор с лордом
В подавленном настроении, причиной которого были тяжелые думы и мерзкая погода, Кеннет вернулся домой. Скинув мокрый плащ и шляпу, он прошел в мастерскую сэра Энтони, чтобы доложить о проделанной работе.
Здесь его встретила веселая компания и радостный смех. Кеннет как завороженный застыл в дверях. Из расписания сэра Энтони он знал, что у того запланирована встреча с двумя знатными особами и их женами, чей групповой портрет он собирался писать. Однако для него было неожиданностью, что обе леди – близнецы и как две капли воды похожи друг на друга. Сэр Энтони разместил дам вполоборота друг от друга, словно одна была зеркальным отражением другой. Их мужья, один блондин, а второй темноволосый, стояли по обе стороны, как бы обрамляя своих жен.
Кеннет был поражен тем, как прекрасно удалось художнику, правильно сгруппировав людей, подчеркнуть их родство. Близнецы, так похожие друг на друга, держались поближе к своим знатным мужьям. А мужчины были не только друзьями, но и родственниками.
Пока Кеннет разглядывал группу, сэр Энтони оторвался от работы и, посмотрев на секретаря, сказал капризным голосом:
– Когда вы будете заносить увиденное в свой дневник, не забудьте отметить, что графини Стратмор и Маркленд чрезвычайно похожи.
– Вы нашли блестящее решение, сэр.
– Особенно если принять во внимание, что я собираюсь написать два портрета, по одному для каждого дома. – Сэр Энтони внимательно посмотрел на своих высокопоставленных натурщиков. – Мне придется несколько изменить их расположение на другом портрете.
– Только не переборщите с нашим сходством, – прощебетала одна из графинь.
– Что хорошо, то хорошо, и с этим нельзя переборщить, – сказал темноволосый, с нежной улыбкой глядя на свою жену. – Особенно когда речь идет о красивых женщинах.
Его слова вызвали веселый смех у собравшейся компании, которая пришла, чтобы поддержать своих друзей. Эти люди умели превращать серый день в веселый праздник.
Отдав распоряжение прислуге принести гостям освежающие напитки, Кеннет направился к себе в комнату, чтобы переодеться в костюм корсара и позировать Ребекке. Он уже занес ногу над ступенькой, когда его внимание привлекла картина, висящая в холле, которую он не замечал раньше.
Это было изображение классического сюжета, а именно смерти Сократа. Греческий философ, окруженный своими потрясенными учениками, подносил ко рту кубок с ядом, от которого он погибнет. Картина была ни хорошей, ни плохой. Технически все было выполнено грамотно, однако в позах изображенных на картине людей чувствовалось неестественное напряжение; ни в композиции, ни в цвете не было ничего выдающегося. Одним словом, в картине не чувствовалось души художника.
Кеннет сказал себе, что ему не удалась бы даже такая картина. Он уже поднимался по лестнице, когда услышал за спиной мужской голос.
– Как вам нравится Сократ, капитан?
Кеннет резко обернулся и увидел перед собой друга сэра Энтони – лорда Фрейзера, который, по всей вероятности, только что вошел.
– Картина весьма впечатляет, милорд. Это ваша работа?
С довольным видом Фрейзер снял шляпу и стряхнул на пол капли дождя.
– Я написал ее лет пять назад. После того как я выставил ее в Академии, на меня посыпались заказы, от которых я, естественно, отказался. Я джентльмен, а не торговец. Так как сэру Энтони понравилась моя картина, я подарил ее ему.