Волна вероятности
Шрифт:
– А я, кстати, летала на самолете, – улыбнулась Дилани Ана. – Давным-давно, зато целых четырнадцать раз. Но не на другой континент, конечно. Гораздо ближе. Ну чего вы так смотрите? Это не подвиг. Просто у меня на предпоследнем, кажется, курсе был роман с летчиком. Естественно, он при всякой возможности меня катал! А я, как любая влюбленная девчонка, была готова на многое. Даже добровольно сесть в самолет и не орать от страха при взлете. Или хотя бы не очень громко орать. Вот сейчас мне и пригодится это умение! Не испорчу вам перелет.
– То есть тебе летать в самолете не нравится? – огорчился Та Ола.
– Под конец стало более-менее нравиться. Но сейчас все равно заранее хочется заорать.
– Значит, через шесть декад? – переспросил Шала Хан. – Получается, уже осенью, если лето в этом году будет без фокусов.
– По предварительным прогнозам синоптиков должно быть нормальное, – заметила Дилани Ана. – Примерно как всегда.
– Ну и отлично. Люблю брать отпуск в начале осени. А за это время как раз разберусь с фрагментами, на которых застрял.
– Да, – кивнула Дилани Ана. – Я сперва огорчилась, что ждать полета так долго, но потом посмотрела свой список дел и даже обрадовалась, что успею основные хвосты подобрать.
– А мне все равно, – признался Та Ола. –
– Решено, – сказала Дилани Ана. – Завтра же летчикам позвоню.
• Что мы знаем о календарях?
Что они придуманы, чтобы отсчитывать время, точнее, создавать убедительную иллюзию, будто время можно измерить и сосчитать.
Суть процесса, который мы называем «временем» – изменение материи; если помните, в первой части это объяснял своим спутникам глубоко возмущенный идеей путешествий в прошлое Самуил (Шала Хан). Так что поди его сосчитай (не Самуила, а время). Но приходится. Пока мы хоть сколько-то люди, другого выхода нет. Человеческий ум воспринимает подлинную реальность (то есть вечность и хаос, в котором всегда есть сразу все) как примитивную линейную последовательность доступных ему событий, громоздит иллюзию на иллюзию, чтобы спрятаться от этой невозможной хаотической вечности, чур-чура, я в домике, уцелел! Ум забастует, не станет (просто не сможет) нормально работать, если не отсчитывать время, помогая ему ориентироваться на этой вымышленной линейке, превращая вечный полет сознания сквозь неизъяснимый хаос возможностей в простое, понятное путешествие антропоморфного пешехода из пункта А в пункт Бэ.
• Что мы знаем о календарях?
Что, к примеру, в Сообществе Девяноста Иллюзий ученые понимают, что ни черта не знают не только о времени, но даже о точке отсчета – когда у нас, собственно, жизнь началась? А философы всегда готовы напомнить, что частично верных ответов на этот вопрос слишком много, в диапазоне от «сто миллиардов с копейками лет назад» до «послезавтра, возможно, начнется». Безусловно ложной считается только версия «никогда».
(Вообще, это, конечно, красиво – как язык, на котором невозможно соврать, формирует мышление, требующее абсолютной точности и одновременно принимающее незнание как естественное состояние человека, а знание – не как окончательный результат исследований, а как постоянно развивающийся процесс. Знание никогда не полно, ответы не окончательны, а самый ценный итог любого размышления, эксперимента, исследования – новый вопрос.)
• Что мы знаем о календарях?
Что в Сообществе Девяноста Иллюзий считают время десятилетиями. У каждого десятилетия есть свое название; вот, например, недавно начался период этера, сейчас идет его первый год. С непривычки кажется, так неудобно, числами оперировать проще, а если уж давать названия каким-то периодам, то хотя бы не десятилетиям, а векам, чтобы не использовать слишком много дополнительных слов. И как в них ориентироваться? Как запомнить, что было когда? Все время заглядывать в учебник истории или специальные шпаргалки со списками десятилетий писать? Но жители Сообщества Девяноста Иллюзий привыкли к такому подсчету, им сразу понятно, что когда было, названия и порядок десятилетий даже зубрить не приходится, они как-то сами у каждого с детства есть в голове. Собственно, это одно из свойств их правдивого языка. Я имею в виду, что озвученная на этом языке необходимая информация естественным образом остается в памяти, без специальных усилий, как бы сама. Поэтому, кстати, жителям Сообщества Девяноста Иллюзий учиться гораздо легче и интересней, чем нам: зубрить наизусть ничего не надо, только обдумывать и понимать.
• Что мы знаем о календарях?
Что продолжительность года в Сообществе Девяноста Иллюзий – величина нестабильная. Астрономы Сообщества давным-давно (ученые осторожно предполагают, что в десятилетие зера, которое считается первым в истории, до него календарей или вовсе не было, или о них не сохранилось свидетельств, или эти свидетельства просто пока не нашли) – так вот, астрономы договорились отсчитывать годы, ориентируясь на поведение небесных светил. А светила в этой реальности ведут себя довольно непредсказуемо, поэтому продолжительность каждого наступившего года невозможно определить заранее; впрочем, ближе к окончанию года астрономы наконец высчитывают его точную дату и сообщают об этом средствам массовой информации, а те – всем остальным.
Самый короткий из зафиксированных историками годов – шестой год эринкая, в нем было всего двести пять дней. Самый длинный – третий год атээра, он продолжался пятьсот шестьдесят девять дней, астрономы даже начали беспокоиться, вдруг этот год вообще никогда не закончится, но обошлось.
То ли в силу этих причин, то ли, наоборот, вопреки им, встречу нового года во всех государствах и городах Сообщества Девяноста Иллюзий особо не празднуют, просто покупают новый календарь.
• Что мы знаем о календарях?
Что в Сообществе Девяноста Иллюзий они не похожи на наши календари, скорее, на ежедневники, где заголовок – название десятилетия и номер текущего года, а дальше – чистые страницы, каждый разворот помечен: «Первая декада, вторая, третья…» – и далее до сороковой, плюс какое-то количество чистых страниц на тот случай, если год окажется слишком длинным. Все остальное – смену сезонов (и их количество, которое тоже варьируется, скажем, в этом году после внезапного снегопада в Лейне наступила вторая весна), важные события и происшествия, встречи, дела – владелец календаря может вписывать сам. Или не вписывать, если не хочется. Я имею в виду, календарь можно использовать для заметок, но никто не обязан непременно его заполнять, для этого в каждом городе и государстве есть специальные службы, профессионалы, которые тщательно все отмечают; по результатам их работы в начале каждого года печатают официальный календарь прошедшего, где указаны даты смены сезонов и ключевых общественных событий (в частности, дни выхода самых сенсационных книг; попасть в календарь – огромная честь и лучшая реклама для издательства, переводчика и нашедшего книгу Ловца).
Понятно, что везде свои сезонные изменения, события и происшествия, достойные занесения в календарь. Поэтому календари получаются разные. Их очень интересно читать – и местные, и тем более привезенные из других городов. Календари прошедших лет охотно покупают, берут с собой для подарков, куда бы ни ехали, их коллекционируют практически все. Самые полные собрания ежегодных календарей Сообщества Девяноста Иллюзий хранятся на исторических факультетах университетов – везде, где они есть. Потому что календари – это и есть история. Так она здесь создается. Подробные хроники жизни Сообщества Девяноста Иллюзий пишутся в ежегодных календарях.
• Что мы знаем о календарях?
Что сейчас в Сообществе Девяноста Иллюзий идет первый год этера, и у многих настольная книга – сводный всемирный календарь минувшего десятилетия айна, здоровенный талмудище весом восемь кило. В середине второй весны, когда он только вышел, в издательском доме Сэњ?э была грандиозная вечеринка: их книги упоминаются в этом календаре как эпохальные, важные для всего мира события целых сто четырнадцать раз.
• Что мы знаем о календарях?
Что в Лейне и многих других городах Сообщества Девяноста Иллюзий умеренно длинное, очень теплое первое лето первого года этера закончилось. И осень уже началась.
Грас-Кан, осень 1-го года Этера
– Самое странное утро в моей жизни, – сказала Дилани Ана. – Вот так просыпаешься – мамочки, где я? Почему все болтается? Где мой кофе, и что это был за удар? А удар – не удар, это мы просто сели в Грас-Кане. В голове не укладывается: мы действительно прилетели прямо в Грас-Кан!
– Удивительно, что ты вообще уснула, – заметил один из летчиков. – Сколько мы народу возили, до сих пор никому не удавалось в полете поспать.
– Это от ужаса, – призналась Дилани Ана. – Вообще-то я не трусиха, но почему-то боюсь летать в самолете. Мне как-то спокойней, когда под ногами земля. Терпеть не могу бояться! А когда мне что-то сильно не нравится, я засыпаю, чтобы оно поскорее закончилось. Очень удобно устроен мой организм.
– Вот теперь мне стало понятно! – рассмеялся Шала Хан.
– Что именно?
– Как получилось, что ты уснула на зачете по практическим искажениям, пока мы всей группой панически листали конспекты без особой надежды найти там хотя бы намек на ответ. Профессор Аша Мад Рони тогда так удивилась, что поставила тебе зачет автоматом. Раз студентке настолько скучно готовиться, значит, точно все знает, такая у нее была логика. А я потом к ней два раза на пересдачу ходил, и это еще легко отделался по сравнению с остальными. Помнишь?
– Еще бы! Грандиозное было везение. Я бы тот зачет и с десятой попытки ей не сдала.
– Значит, хорошо, что я тебя не будил, – заключил Та Ола.
– А собирался?!
– Ну да. Мне было жалко, что ты пропускаешь все самое интересное. Мы сквозь большое облако пролетали. Это круче, чем самый густой туман! А когда стало светло, внизу было море. И крошечные, как игрушечные города. А потом мы снизились над Грас-Каном, и оказалось, что тут леса разноцветные. У деревьев листья всех цветов радуги. Лимонные, синие, алые, фиолетовые. Когда смотришь сверху, вообще перестаешь понимать, в какой ты реальности. Фантастические леса! И я думал, что так нечестно: ты нас пригласила, устроила эту поездку, а удовольствия не получаешь. Поэтому надо тебя разбудить! Но Шала Хан вовремя вспомнил присказку из ТХ-19: «Не буди лихо» [11] . Или как раз невовремя? Короче, он меня отговорил.
11
Есть два варианта продолжения: «…пока оно тихо» и «…пока оно спит».
– Правильно сделал. – Дилани Ана положила руку на плечо Шала Хана, который с блаженной улыбкой озирался по сторонам. – Спасибо, друг! С меня причитается. Я тебя при первом удобном случае тоже от какого-нибудь удовольствия спасу.
– А вот оно как раз приближается. И, похоже, намерено нас забодать, – сказал Шала Хан, указывая на резво бегущую к самолету маленькую трехцветную козу.
– Размечтался! – усмехнулась Дилани Ана. – Это не к нам, это к летчикам. Ребята тут стайку коз прикормили. Те уже знают: самолет – это друзья и еда.
– Мы сперва вообще хотели забрать их с собой, – подтвердил один из пилотов. – Такие прекрасные! Умные, ласковые, игривые как щенки. Но нам рассказали, что Грас-Канские козы чахнут в неволе, их не то что в квартире, даже в саду нельзя запирать. Поэтому мы решили просто привозить им гостинцы. Сегодня у нас в багажном отсеке сладкий перец и красный салат.
– В этом доме я выросла, – сказала Дилани Ана, отпирая дверь зеленого двухэтажного особняка. – Заходите. Да не на цыпочках! Мы никого не разбудим, сейчас дом стоит пустой. Все мои давным-давно умерли. Я же поздний ребенок, появилась у стариков. У меня были бабушка, дед и прабабушка с прадедом. И две тети, дедовы сестры, но их я видела редко, одна работала капитаном, другая – поваром пассажирского корабля. Такие классные у меня были тетки! Почти двести лет провели в морях. В детстве я мечтала стать похожей на них; ну, кстати, вполне получилось. Жалко, что мы не успели как следует подружиться. Тетки вышли в отставку, когда я уже закончила школу и уехала в Лейн.
Шала Хан и Та Ола, у которых родители были живы и даже относительно молоды (вот что значит много читать), молчали – а что тут скажешь? – но смотрели с сочувствием. Не знали, что Дилани Ана круглая сирота.
– Ничего, – улыбнулась она. – Мои старики жили долго и очень счастливо и меня научили, спасибо за это им. Любили и баловали, слова поперек не сказали, когда я захотела поехать учиться в Лейн, дождались, пока получу лицензию, отпраздновали это дело как следует – весь квартал три дня вместе с нами гулял! – и только после этого умерли. Сгорели все в один год. Счастья им в новой жизни! Я уверена, все у них хорошо. Мне бы, конечно, хотелось навещать в Грас-Кане семью, а не только наш опустевший дом. Но тут ничего не поделаешь. Дом – это тоже много. И вообще, если так есть, значит, так должно быть.
– Обалденный у тебя дом, – сказал Шала Хан. – И мы ему явно нравимся. Удивительное ощущение, когда незнакомый дом сразу, с первого взгляда готов тебя полюбить!
– И весь город такой же, – подхватил Та Ола. – Уж насколько я сонный после долгого перелета, а все равно, как же легко и приятно здесь быть!
– Коэффициент достоверности одиннадцать, – напомнила Дилани Ана.
– Да, это все в школе учили. Но кто же знал, что на практике эти скучные цифры ощущаются как волшебство!
– Я вроде бы всегда понимал, что коэффициент достоверности локации должен влиять на самочувствие, – вздохнул Шала Хан. – Это просто логично. Но все равно я потрясен и сражен наповал.