Волнения, радости, надежды. Мысли о воспитании
Шрифт:
В письме рассказывается об одном беспрецедентном случае, когда не в меру ретивые добытчики собак ворвались в комнату одинокой старухи, отшвырнули её в сторону, схватили клещами собачонку и отправили на переработку. Возмущённые владельцы собак едут на завод, просят вернуть животных, но там заготовлена одна стереотипная фраза: «Не выдаём — уже убита». Таким образом, в городе погибло множество собак ценных пород: овчарок, пуделей и других.
Директор завода «Утиль», читая эти строки, наверное, пожимает плечами: «Что поделаешь? Мы должны выполнять и перевыполнять план».
Но неужели вам не известно, какими методами
И вовсе не повышенной чувствительностью, не особой любовью к животным продиктованы эти строки. Я думаю, что всех должны волновать такие сложные и важные вопросы, как воспитание детских душ, как чуткость и забота об одинокой старости. Вам нужен какой-то ничтожный процент выполнения плана, а у старухи вы сердце вырвали. Да, да, не усмехайтесь, для неё потеря собачонки, из шкурки которой потом сошьют перчатку, — огромное горе.
Тут я хотел немного потревожить и работников некоторых совнархозов. Я понимаю, что у вас огромные задачи, множество разных дел и некогда заниматься «пустяками». Ведь если даже предприятие вроде завода «Утиль» в несколько раз сократит переработку кошек и собак, то это почти совсем не отразится на выполнении плана городской промышленностью.
Поймите, что здесь речь идёт о плане на уничтожение, на истребление домашних животных, причём ведь многие из них представляют собой ценность даже в «денежном выражении». Не думается ли вам, что в век бурного развития синтетических материалов, когда созданы прекрасные искусственные меха, гоняться за «сверхплановым котёнком», чтобы потом из десятка таких же котят сделать воротник «под котик», — занятие малопродуктивное и, главное, аморальное?
Борьба с беспризорными животными должна продолжаться как система охраны здоровья населения. Но этим нужно заниматься не заготовителям с заводов типа «Утиль», а санитарным организациям, эпидемиологическим станциям, и, конечно, без плана по вылову и без начисления «прогрессивки».
Бывает так, что к уничтожению животных приобщаются и некоторые институты. Ловкие хозяйственники вместо того, чтобы организовать поставку подопытных животных для лабораторий нормальными общепринятыми методами, занимаются скупкой краденых животных, причём скупают их и у детей.
По советским законам у детей ни одна организация не имеет права ничего купить, я не говорю о лекарственных растениях, собранных ребятами, пищевых продуктах и т. д. Но вот мальчуган поймал котёнка на соседнем дворе и несёт его в какой-нибудь институт, где за этого котёнка расплачиваются наличными. Потом предприимчивый охотник, уже не один, а с малолетними помощниками, бродит по дворам с сеткой и щипцами — так научили его специалисты.
Но я не могу обращаться к мальчику, поэтому хотел бы сказать взрослым: был я в Индии, где пока ещё живётся очень тяжело бедному люду, там подростки отваживаются на опасную охоту. Они ловят ядовитых змей, продают их в институты, где из змеиного яда делают лекарства. Нужно помогать семье. А этот мальчик ловит чужого котёнка, чтобы полученные деньги проесть на мороженом.
Возможно, мальчик бы и устыдился. А кто его сделал таким? «Отважные охотники» с завода «Утиль» и ленивые хозяйственники-прихлебатели из научных учреждений!
Заканчивая эту главу, где затрагивается лишь один частный вопрос воспитания добрых чувств к живой природе, я нисколько не сомневаюсь, что об этом следует говорить во весь голос. Высокий гуманизм советского общества надо утверждать во всех областях нашей богатой, многосторонней жизни.
Волнения без радости
Только что мы беседовали с вами о воспитании добрых чувств. Разговор шёл о любви к природе, о наших четвероногих друзьях и птицах. Всё это мне казалось серьёзным и важным, особенно в воспитании малышей.
Но допустим, что всё обошлось благополучно: ребёнок вырос и никогда ему не приходила на ум дикая забава гоняться за кошкой с привязанной к её хвосту консервной банкой. Собак он также не истязал, а сейчас, уже в юности, к животным относится вполне равнодушно. Ну, и на том спасибо, цель была достигнута.
Однако появляется новая опасность — равнодушие к человеку, а порою и несколько скептическое отношение к этому великому чуду природы (простите за старомодное определение). В век кибернетики человека называют несколько иначе. Как пишут некоторые популяризаторы, это «машина, способная к самопрограммированию и саморегулированию».
Вероятно, так будет точнее. Но я почему-то никак не смогу отрегулировать свои чувства и волнуюсь, читая газетные и журнальные статьи, а также произведения наших и зарубежных фантастов, которые представляют себе будущее, как царство весьма совершенных, но бездушных автоматов.
Вот видите, я никак не могу привыкнуть к научной терминологии и употребляю такое обветшалое слово, как душа, пишу о чувствах, которые не принимаются во внимание, когда речь заходит о завтрашней «человеко-машине». Именно в ней не только популяризаторы, фантасты, но и некоторые уважаемые учёные видят человека будущего.
Я заранее поднимаю руки вверх, веря, что для науки нет ничего невозможного, и если захотят учёные-кибернетики, то когда-нибудь будут созданы вполне гармоничные люди даже из искусственного белка. Вот они-то, конечно, не станут волноваться: лишний расход энергии, это незачем программировать.
А для нас, сегодняшних людей, мне кажется, есть повод для волнений. Не приведёт ли подобная популяризация кибернетики к нежелательным последствиям? Я говорю о воспитании молодёжи.
Мы с самого детства твердим ребёнку, что у него есть Родина, говорим о чувстве патриотизма, о долге перед народом, о совести. Мы прививаем ему уважение к гениям человечества. Он научился ценить искусство, он испытывает наслаждение от общения с ним. Он эмоционален, добр, отзывчив…
И вдруг всё рушится. Если быть последовательным и стать на ту точку зрения, что человек будущего — это просто машина, то вряд ли можно в ней программировать такое святое для нас понятие, как патриотизм. Или, скажем, долг и совесть у этого «человека будущего», оказывается, могут саморегулироваться и видоизменяться, как писал один критик. Ну, а что касается гениев человечества, то они ни в какое сравнение не идут с совершеннейшими машинами. А отсюда напрашивается вывод, что даже сегодня ценность произведений Толстого, Горького, Маяковского, Рафаэля, Бетховена весьма и весьма сомнительна…