Вольное царство. Государь всея Руси
Шрифт:
– Добре! – воскликнул радостно великий князь и, налив кубок вина подал его вестнику.
– Пей, Трофим Гаврилыч, во здравие да иди отдыхать. Вижу, вельми устал…
– Будьте здравы, государи, – проговорил вестник и, выпив, вышел с поклоном…
– Теперь, Иване, других твоих дядей звать буду, – весело продолжал Иван Васильевич, – Андрея большого да Бориса. Андрей-то меньшой и сам пойдет. А о старших братьях придется мне бабке твоей челом бить. Ее послушают – она их опора…
В хлопотах этих предвоенных и август прошел, и в последний день его журавлиный отлет начался. Наступил и сентябрь-ревун,
Не выдержал молодой великий князь и сентября десятого сказал осторожно об этом родителю своему, якобы от себя.
Рассмеялся великий князь и спросил, глянув в лицо сыну:
– Воеводы подучили?
Иван Иванович вспыхнул от смущения и признался отцу.
– Докучали, государь, – ответил он, смеясь, – но и яз сам промедления сего страшусь…
– Эх, сыночек, – сказал Иван Васильевич с ласковым упреком, – поспешишь – людей насмешишь, а то и хуже – сам наплачешься. Вот сей часец придут воеводы на думу, яз с ними и поговорю. – Увидев тревогу на лице сына, он весело добавил: – Не бойся, сговор ваш не открою…
Часа за два до обеда собрались воеводы в трапезной великого князя, где уж по всем столам были разложены военные карты.
– А ведаете, воеводы, – неожиданно среди начавшейся беседы спросил Иван Васильевич, – днесь сынок меня попрекнул, что медлю идти к Новугороду?
– А что ж, государь, – откликнулся воевода Иван Димитриевич Руно, – право молодой государь баит. Изгоном на ворогов пасть надобно, сам ты нас сему учил…
– Каюсь, Иван Митрич, учил сему, – с усмешкой ответил великий князь, – да, видать, не всему выучил.
– Изгон-то изгоном, – заметил князь Федор Давыдович, – на таком дальном пути мыслить о нем рано. Нечаянность добра, когда уж бой идет, но все же, государь, пошто ворогам время давать. Сам ведаешь, город крепят, с королем Казимиром сносятся всяк день.
Видя, что все воеводы согласны с князем Федором и готовы поддержать его, Иван Васильевич насмешливо сощурил глаза и спросил:
– А с царем Ахматом они сносятся? Тыл-то у нас есть аль нет?
Воеводы смутились, а Федор Давыдович хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:
– Ах, яз старая колода! Прости, государь, – о малом, об Орде забыл! Орде ведь чем ближе к зиме, поход-то на нас трудней, а нам – легче.
– Истинно, – смеясь, одобрил Иван Васильевич, – ведь сам Ахмат о сем в ярлыке своем пишет, баит там о сердце зимы, о девяноста днях. Мыслю, зимой-то тыл спокоен у нас будет. В крымских же степях да и у Хвалынского моря тепло и зимой, и там турки, а может, и Узун-Хасан с Ахматом заратятся. Посему хочу ждать до конца сентября. Может, вести какие пришлет еще нам Матвей-то Бестужев. Будет все крепко в тылу, можно будет и царевича Даниара с его полками к Новугороду взять. Хватит на Оке-то и одного царевича Муртозы.
– Когда же идти-то, государь, намечаешь? –
– На всяк день готовыми быть надобно, – ответил великий князь, – а наипозднее – в самый конец сентября, в самый Маремьянин день.
Сентября двадцать пятого прибыл из Торжка на Москву гонец от наместника государева, от Василия Ивановича Китая.
Вестник этот обоим государям в присутствии воеводы князя Патрикеева и дьяка Курицына поведал:
– Повестует наместник твой, государь, Василь Иваныч Китай: «Будьте здравы, государи. Днесь пригнал ко мне из Новагорода Федор Калитин, староста с Данславской улицы, бил челом об опасе ему на Москву к вам, государи, ехать. Баил, челом вам бить будет от архиепископа Феофила, дабы дали вы опасную грамоту владыке, богомольцу своему, яко послу новгородскому у вас с челобитьем быть…»
Великий князь весело усмехнулся и молвил:
– Из сего уразумел яз, что нету у Новагорода помощи ни от Казимира, ни от Ахмата. Оба они вязнут в своих делах.
Потом, обратясь к гонцу, приказал:
– Повестуй наместнику моему: «Будь здрав, Василь Иваныч! Опасчика, старосту того, держи у собя в Торжке до прихода моего». Иди отдыхай, а утре в Торжок гони…
– Ну, пиши, Федор Василич, складную [92] Новугороду. Добре обмысли, да в Маремьянин день и пошлем. Токмо с кем грамоту отсылать?
92
Складная грамота – грамота с объявлением войны.
– Мыслю, государь, – сказал Курицын, – с подьячим Родионом Богомоловым…
– Добре, – согласился государь, – пущай Богомолов едет.
– Как у тобя, отец, всегда все точно исчислено! – восторженно заметил Иван Иванович. – Так как воеводам наметил Маремьянин день, так и выходит…
Наступил октябрь-свадебник. С Покрова уж Богородицы девки свои косыньки на две расплетают, головы бабьим повойником кроют. Зазимье начинается, пастухам расчет дают, а скот в хлева на зимний корм ставят.
Целую неделю совещается с воеводами своими великий князь, вызвав к себе и Даниара-царевича, определяет, кому, как и какими дорогами идти. Девятого же октября великий князь оставил на Москве при митрополите Геронтии и дьяке Курицыне вместо себя только сына своего, ибо Марья Ярославна постриг принять собиралась и в монастыре затвориться, воеводам приказал в поход идти.
После краткого молебна пред полками у собора Михаила-архангела Иван Васильевич в тот же день выступил из стольного града Москвы к Новгороду, чтобы казнить войной от веры отступников и клятвопреступников.
За четыре же дня до этого по велению государя вышел в поход царевич Даниар. Ему приказано было идти на Клин, потом к Твери и Торжку и вестниками с великим князем непрестанно ссылаться.
Сам великий князь с братом Андреем меньшим пошел на Волок и октября четырнадцатого остановился там, слушал обедню, ел и пил у брата Бориса, князя волоцкого.
В Волок же пригнал по приказу князя тверского боярский сын, именем Хидырщик, с людьми своими, дабы кормы отдавать войску московскому.
Иван Васильевич был доволен: чувствовал он силу свою.