Вольное царство. Государь всея Руси
Шрифт:
Здоровый рыжий мужик Вачко, ближе всех стоявший к крыльцу, долго и мрачно смотрел на ярыжек, потом хрипло спросил:
– От попов-то кто приехал?
– Старцы монастырские здесь уж, в избе ждут, – ответил, позевывая, заспанный ярыжка, – ждут еще знахаря от владыки коломенского.
– А вон, вон, – оживленно заговорил другой ярыжка, – на коне верхом старец Данила Стромилов сюда едет.
– Чаю, со мной преть будет, – зло усмехнулся Вачко.
– Как на коне-то едет! Ветх вельми, одна кожа с сухими косточками, того гляди рассыплется! – заметил десятский Сысойко.
– Ему и земли-то на всем свете
– Они все, попы, такие живучие, – заговорил, смеясь, Гридка Голузнивой, – они токмо о Царстве Небесном бают, а сами кажный клок земли вдоль и поперек роют, дохода с него ищут…
– Государь едет! – вдруг закричал ярыжка. – Шапки долой!..
Скинув шапки, некоторые мужики перекрестились:
– Помоги Господь с началом!
Великий князь Димитрий Иванович, в нарядном, богатом кафтане, подъехал на серебристом, в яблоках коне к самому крыльцу в сопровождении крестовых дьяков Василия Федоровича Сабурова и Василия Федоровича Образца и стремянного Никиты Растопчина, ловко спешился и, войдя на крыльцо, обернулся к народу.
– Будь здрав, государь! – закричали мужики.
– Будьте здравы, православные! – ответил Димитрий Иванович и пошел прямо в Судную избу. Ярыжки затворили за ним двери и остались ждать приказаний.
Вскоре дверь отворилась, и писарь крикнул:
– Заходи, кто по делу о пустоши на Медведной горе у Спаса Преображенья?
В избу пошли сотский Лычков, десятник Сысойко, десятник бортный Петр и крестьянин Вачко.
К столу великого князя Димитрия Ивановича вышел сотский Лычков и заговорил, низко кланяясь:
– Жалоба наша, господине, на архимандрита Симоновского монастыря отца Евсевия и на его братию. Владеют, господине, твоим, великого князя, монастырем Спас Преображенья, и озером Верхним, и озером Нижним, и деревнями, и пустошами, а сия, господине, церковь Святого Спаса, озера, деревни и пустошь – твои, великий князь, а они зовут их своими, монастырскими, симоновскими. А в архимандричье место старцы Данила Стромилов и Осиф – пред тобой.
И князь великий спросил старцев:
– Почему зовете церковь Спаса Преображенья и озера своими, монастырскими?
И старец Данила отвечал так:
– То, господине, церковь, деревни, озера и пустошь твои, великокняжеские, из старины, а менялся твой прадед, великий князь Димитрий, и менялся он с чернецом Саввою; взял собе у монастыря села Воскресенское, Верхне-Дубенское с бортью и с деревнями, а монастырю дал церковь Спаса, оба озера и пустошь на горе Медведной.
– Покажи на сие меновые грамоты, – спросил крестовый дьяк Сабуров.
– Грамоты меновые погорели в пожар суздальский, – ответил старец Стромилов, – а грамоты жалованные великого князя Василь Василича и грамоты великого князя Ивана Василича, а также грамоты купчие или дарственные и архимандричьи – все перед тобой.
Великий князь просмотрел вместе с крестовыми дьяками все представленные грамоты и списки и сказал:
– Через три дня приходите сюды в избу, и здесь дьяки выдадут вам правую грамоту по сему делу с печатью государя всея Руси.
– Попечалуйся о нас пред государем Иваном Василичем, оставил бы он нам некую часть бортей по воле его и право рыбной ловли на озерах, чтобы не лишить нас пропитания! – завопили
– Добре, попечалуюсь, – сказал Димитрий Иванович.
– Попечалуйся еще, господине, – продолжал просить Лычков, – чтобы разъехали наши крестьянские земли с монастырскими – идет у нас путаница несусветная, свары и обиды из-за межей.
– Добре, передам государю вашу челобитную, а сей часец идите, а яз буду править другое дело, – сказал Димитрий Иванович. И, обратясь к дьякам, приказал: – Зовите Гридю Голузнивого и его знахарей…
Зачастили гонцы на Москву. Набольший воевода Холмский, поощренный похвалой государя, еще лучше наладил вестовую службу, увеличив число гонцов и в то же время сократив длину перегонов, доведя их в иных местах даже до десяти верст. Борзые грамоты приходили каждодневно. Государь был все время весел и мог, как главный над всеми воеводами, ежедневно принимать участие во всех походах и боях и давать указания воеводам даже на полях сражения. По просьбе воеводы Юрия Захарьевича Кошкина Иван Васильевич смог послать ему в помощь на Митьково поле, что возле Ведроши, главного воеводу действующих против Литвы войск – князя Данилу Щеня-Патрикеева с тверской силой, у которого в передовом полку был Михаил Федорович Телятевский и Петр Иванович Жито, в правой руке – Осип Андреевич Дорогобужский и Федор Васильевич Телепень-Оболенский, и в левой руке – князья Петр и Иван Васильевичи Вель-Эминевы.
Из этих «борзых грамот» Ивану Васильевичу было известно, что князь Александр Казимирович послал к Дорогобужу под началом гетмана, князя Константина Ивановича Острожского, гетмана Николая Радзивилла, графа Хрептовича и князей Друцких столько же войска, сколько было у московских воевод под Ведрошей.
В том же тысяча пятисотом году, июля семнадцатого в пятницу, за час до захода солнца, прискакал с Митькова поля боярин Михаил Андреевич Плещеев.
Дворецкий постучал в дверь покоя государя и, войдя первым, произнес:
– Воевода боярин Михайла Андреич Плещеев! Токмо пригнал.
– Зови, – приказал государь.
Вошел бодрый красивый старик, ласково взглянул на государя и спросил:
– Не ожидал, государь?
– И-и, не чаял, Михайла Андреич, – молвил государь. – Даже враз голоса твоего не узнал! А сей часец вспомнил тобя, каким ты был, когда с воеводой Измайловым поехал из Твери в Москву с вестью. Как живого вижу! Ты и топерь могучий и баской…
– И яз тобя, государь, того времени помню, и, как сей часец, глаза твои вострые помню, и речь твою, не по возрасту вострую, помню. И Василь Василича, и Бориса Лександровича, и даже невесту твою, малолетнюю Марьюшку, как сей часец вижу. Давние времена! А сердцу, государь, они дороги!..
Государь подошел к боярину Плещееву, взял его за плечи и, потянув к себе, сказал:
– Ну, Михайла Андреич, поздравствуемся по христианскому обычаю, – и государь трижды поцеловал со щеки в щеку старого воеводу.
Взволнованный Плещеев, помолчав, молвил:
– С радостной вестью к тобе, государь! Привелось мне видеть великий ведрошский бой. Вот поспешил к тобе, дабы все самому поведать. Скакал без отдыха и вот на четвертый день поспел. Не думал даже, такую сильную и славную Москву приведет Бог увидеть. Дай тобе много лет здравия, государь.