Вольный горец
Шрифт:
— Почему-то мне всё ясней становится, что я должна это сделать, — тихонько, словно сама себе, проговорила Кудрявка.
И Вольный Ветер тоже будто сам себе повторил:
— Нет-нет, слишком большая ответственность. Слишком!
— А скажи мне, — робко начала Кудрявка. — В этой шайке… В дурной компании, как ты сказал. Все-все ветры — злые? Все-превсе?!
Но он как будто не слышал её: может, снова что-то в уме прикидывал?
— Нет-нет! — наконец, пробормотал. —
Но Кудрявка, пожалуй, кое о чем уже догадалась:
— А что нам остаётся, скажи? Если у нас такой корень, который не может нас удержать на месте. Был бы он крепкий, как у солодки, разве кто-нибудь называл бы нас перекати-поле?
— Тут я тебе пока ничем помочь не могу, — задумчиво проговорил Вольный Ветер. — Ведутся исследования, ведутся. Но пока…
— Какие исследования? По причёскам?
Ветер сделал вид, что обиделся:
— Ты за кого нас держишь, скажи? И что тут, по причёскам, особо исследовать? Тут всё давно ясно: ветер — лучший в мире парикмахер! Не только дамский или там даже мужской, нет. Посмотри на большие и малые деревья, за которыми мы ухаживаем. Летом из-за обильной листвы бывает трудно понять, а погляди на облетевшее дерево, когда всё сквозит: как идеально мы подстригаем!
— Вот я и говорю, — в тон ему сказала Кудрявка.
— А как мы расчёсываем степь! — увлёкся Вольный Ветер. — Особенно, ранним летом, когда всё цветёт: на это часами смотрим не только мы. Я сам видел, как однажды в этих местах остановилась машина, из неё вылезли двое седых черкесов, и один стал другого перебивать: а ты туда посмотри, Гирей! Как бежит трава, как бежит!.. Нет, Нальбий, ты — туда погляди! Это от них я узнал, что долина, где мы трое остановились, называется Ажитугай…
— И я о ней от кого-то слышала, — поддержала Кудрявка.
— Ну, от кого ты могла слышать? — остановил её Вольный Ветер, явно недовольный тем, что его перебили. — Только и могла — от какой-нибудь выжившей из ума старой колюки. А черкесы наверняка были люди учёные и оба, видно, умели читать, потому что один другого спросил: а помнишь, у Пушкина?.. Но что они помнили, я не дослушал, потому что один грустно сказал: посмотри, остановилась трава! Упал ветер… Это я-то?! И я тут же быстро поднялся и помчался над степью, а в спину мне всё неслось: ты только посмотри, как бежит трава! Но на самом-то деле бежал я.
— Трава бежит, но не трогается с места, — вздохнула Кудрявка. — И всегда может остановиться… А если побежит перекати-поле, то — всё!
Последние слова она произнесла так решительно, что Вольный Ветер переспросил:
— Что — всё?
— Пока полмира не пробежит — не остановится!
— Что-что?! — насмешливо спросил Вольный Ветер. — Ну, ты заговорила! Эко тебя занесло: полмира!
Но
— А что остаётся? Если у тебя так просто отрывается корень…
— Я тебе начал о корнях, но ты сама перебила, — укорил её Вольный Ветер. — Скажу как на духу: ты думаешь, если бы у меня был корень, я бы вот так носился по белу свету?.. Нет, нет и нет. Да я бы вот тут пустил его около моего задушевного друга. Корень. И навсегда рядом с ним остался. И обо мне стали бы говорить: этот ветер не так себе. Он с глубоким корнем.
— С глубоким? — вздохнула Кудрявка.
— А как иначе? — убеждённо подтвердил Вольный Ветер. — Уж если, и действительно пускать корень, то непременно — глубокий. Иначе зачем за это непростое дело браться?
Кучерявка отчего-то вздохнула ещё печальней:
— Ты сказал, навсегда бы остался рядом с другом…
— Да, а что? Защищал бы его от всяких случайностей… видишь, как? Молчаливого домоседа всякий может обидеть. Вот он тут сто лет торчит. А, может, тысячу, — так же? И вдруг появляется какая-нибудь важная, надутая птица: это теперь моё, я тут буду себе гнездо вить, а он мне мешает… Разве это справедливо? Я бы ну, прямо-таки сдувал этих важных птиц.
Он так горячо это говорил, что Кудрявка не выдержала:
— А я бы тебе помогала!
— Ты?! Помогала сдувать? — удивился Вольный Ветер. — Не смеши меня.
— Сам просил: не наступай, мол, на больную мозоль, — со вздохом напомнила Кудрявка. — А, думаешь, мне не больно, когда вдруг даже ты — о крепких корнях? Кто о них не мечтает! Но если их нет, должно же нас что-то связывать…
— Говорил тебе, что есть особая связь…
— Да я вот её всё больше чувствую, — сказала Кудрявка, как будто чего-то недоговаривая.
Вольному Ветру пришлось даже уточнить:
— Душевную связь, что ли?
— Что-то такое, да…
— С другом моим тоже, что ли? — поинтересовался Вольный Ветер насмешливо. — С Крепким Камнем?
Но Кудрявка очень серьёзно ответила:
— И с ним — тоже.
И Вольный Ветер впервые произнёс какой-то странный звук: ну, как будто закашлялся.
— А какие, ты говорил, ведутся исследования? — пришла ему на выручку Кудрявка.
И он опять вдохновился:
— А, думаешь, почему мы с корнем вырываем деревья? Потому что как раз хотим с этим разобраться. С корнями. Откуда они растут? Куда?.. Как?.. Почему?.. У нас есть очень, оч-чень большие специалисты по корням: такие деревья выворачивают!.. Но обобщить нам пока не удаётся.
А Кудрявка вдруг негромко спросила:
— Ты слышишь?
— Слышу-слышу, — недовольно фыркнул Вольный Ветер.
— И ты опять спрячешься?
— Я же тебе говорил, что это дурная компания!