Вольный стрелок
Шрифт:
Свиридов погладил ее по плечу, облизнул сухие губы и начал говорить. Чем дольше он говорил, тем больше вытягивалось лицо Фокина и бледнела Наташа. На лице Влада, насмешливом и холодном, блуждала презрительная, саркастическая улыбка, но его глаза, напряженно сощуренные, пронизывающие, ясно давали понять, что он относится к своим словам гораздо серьезнее и ответственнее, нежели то можно было понять из колюче-ироничного тона, которым он произносил свои слова.
— Господи помилуй! — наконец воскликнул отец Велимир, уже совсем не театральным жестом поднося руки к голове. —
Влад не обратил внимания на святого отца, который хоть и отказался от своего «праздничного» паясничанья, но все равно едва ли мог понять всю серьезность ситуации.
А вот Наташа.., она занимала его куда больше. Не потому, что у него теплились какие-то пусть не киношно-страстные, но, вероятно, достаточно ощутимые чувства к ней, даже скорее просто привязанность… нет, не поэтому.
На ее лице отчетливо читалась какая-то мучительная и противоречивая борьба. Она определенно пыталась ее скрыть, но это плохо удавалось.
— Разве это так невозможно? — коротко спросил он и после паузы добавил — почти без колебаний:
— Ты что.., любила его?
Ее губы как-то беспомощно и по-детски дрогнули, словно маленькой девочке Наташе сказали, что она плохо себя вела и не получит за это вожделенную шоколадку.
— Ну хорошо, послушай, — сказал Влад и положил перед ней карманный передатчик с записывающим устройством, размером примерно с диктофон. На мини-кассете был записан примечательный разговор с участием Гапоненкова, который таки внес существенные коррективы в ход дела, как ни была мала вероятность того.
— Этот диалог датируется четвертым марта, — сказал Влад, — он состоялся вечером того же дня, когда милейшему Алексею Алексеевичу потребовались мои услуги. Ты понимаешь по-английски?
Наташа кивнула, не разжимая бледных губ…
* * *
" — Добрый день, мистер Гапоненкофф.
Я хотел бы уточнить отдельные моменты нашего контракта.
— Понимаю, мистер Панитаиди. Вы приезжаете седьмого?
— Совершенно верно. На этот срок назначено подписание нового и довольно крупного контракта с господином Лукинским.
— Вы еще рискуете выходить на российский рынок после семнадцатого августа?
— А что было семнадцатого?.. Ах да.
А почему бы мне и не рисковать? В конце концов, в России можно много потерять, но и многое выиграть.
— Вы дальновидный человек, господин Панитаиди. Одним словом, мы можем встретиться седьмого марта на банкете, который проводит в вашу честь Лукинский.
Я туда приглашен.., разумеется, как владелец модельного агентства.
— Превосходно.
— Я надеюсь, что к тому времени все будет благополучно разрешено.
— Разве у вас возникли какие-то проблемы, мистер Гапоненкофф?
— Мы уже достаточно обговаривали этот вопрос, мистер Панитаиди.
— Я думаю, вам понятно, что без участия мисс Соловьевой мы не сумеем найти нужные точки соприкосновения по вопросу контракта. Я думаю даже, что необходимая пластическая операция по вашему методу может быть проведена в Греции или же в США, куда я вылетаю непосредственно после посещения вашего города,
— Я не понимаю вас, мистер Панитаиди. Вы сделали мне заказ, я его выполняю.
Все намеки на то, что при моем небрежении к вашему заказу прогорит и контракт в нашем модельном бизнесе, я полагаю неуместным проявлением непрофессионализма. Простите за подобную откровенность, но я не хотел бы, чтобы вы видели во мне неполноценного и даже в чем-то ущербного делового партнера только на том основании, что я из России. Я понимаю, что после кризиса международное значение России подорвано и местные бизнесмены уже не пользуются безоговорочным доверием западных деловых кругов, но есть же и нетленные ценности, мистер Панитаиди. Полагаю, ничто не заставит усомниться в том, что никакой кризис не сделает русских женщин такими же непривлекательными, как ваши преуспевающие американки. Тем более что защита прав человека у них поставлена как нельзя хуже, то есть настолько совершенно, что и не подступишься. Так что работать там по такому профилю, мягко говоря, нереально. Или я в чем-то не прав?
— Хорошо, мистер Гапоненкофф. Ваша аргументация была исчерпывающей. Если вы сочли себя ущемленным в ваших правах, то вы вольны потребовать предоставления вам возмещения морального ущерба. Вы видите, что я ценю вас как совершенно уникального делового партнера.
— Благодарю вас, это излишне. Я надеюсь, что седьмого уже все будет улажено.
— Кажется, восьмого марта у ваших женщин праздник?
— Совершенно верно. Я думаю, вы понимаете, мистер Панитаиди, что я беру на себя большую ответственность, без согласия моей модели преподнося ей такой подарочек. Конечно, предложенная вами сумма достаточно значительна, чтобы урегулировать все без ложных угрызений совести… так в большинстве своем именуют издержки преодоления некоторых этических и моральных критериев.
— Я слышал, что эти пластические операции могут давать серьезные осложнения и привести со временем к откровенному уродству?
— Подобное не исключено. Но существует двухлетняя гарантия, что ничего подобного в течение указанного срока не произойдет. Деструктивные процессы в лицевых тканях возможны, но я не думаю, что это будет интересовать вас по истечении двух лет.
— Я вас понял, мистер Гапоненкофф.
То есть окончательное разрешение вопроса — подписание контракта и сопутствующие процедуры — назначаются на седьмое?
— Да. Но вы понимаете, мистер Панитаиди, что в таком щекотливом деле, как это, и в такой стране, как Россия, ничего нельзя утверждать определенно. Думаю, что после семнадцатого августа всему миру стало понятно, что русский рынок — это как «русская рулетка», каждая попытка может стать роковой.
— Вы меня пугаете?
— Что вы! Мне это просто невыгодно.
Я хочу быть с вами до конца откровенным, вот и все.
— Я понимаю.
— Вот и прекрасно.
— А что, вы действительно считаете американок крайне непривлекательными?