Вологодская полонянка
Шрифт:
Охранители, что досматривали за стариком возле покоев ханских, среди коих приставлен был Таирой один, знающий русский язык, докладывали ханбике, что ведун-де, похоже, в деле своем сведущ: не единожды после трав да настоев дедовых хан открывал глаза и даже отвечал на вопросы знахаря. А на вторые сутки даже покушать попросил, после чего, дескать, спал безмятежно и спокойно, без стонов.
На третьи сутки старик велел позвать царицу.
Мигом примчалась Таира. И первым делом встретилась взглядом с Мохаммедом-Эмином.
— Ну как ты? — спросила по-русски.
— Лучше, — коротко ответил Мохаммед-Эмин и улыбнулся ей.
— Эй, — крикнула она звонко и весело, —
— Не спеши, царица, — хмуро произнес старик, собирая мешочки и скляницы в котомку. — Облегчение у хозяина твово на время токмо, дале худо будет…
Мигом стерлась улыбка с губ Таиры. Лицо посерело, а сама она как будто с разбегу ударилась о невидимую преграду. Еле справившись с непослушными губами, спросила тихо:
— Неужто… сделать ничего нельзя?
— Нельзя, дочка, — посмотрел старик ей в глаза. — Силами небесными каждому из нас еще до рождения нашего дни намерены. Без ведома сил этих даже комариха никоего из нас куснуть не посмеет. Так-то вот…
Старик покряхтел виновато, потрогал большую сулею, что стояла на таскаке.
— В сулее травяной настой, царица. Будешь давать, когда уж шибко худо ему будет. Оно-то боль малость и поутихнет…
— Он… умрет? — уже шепотом спросила Таира.
— Филин прокричал трижды, — помрачнел старик, — и курносая уже в пути за хозяином твоим, но… — пожевал губами, — утопающий и за соломинку хватается. Проси Аждаху. Древние духи не умерли, они спят, может, и достучишься.
Ведун определил на плечо котомочку и, покряхтывая, вышел из покоев.
Какое-то время Таира стояла, опустив плечи и уперев взор под ноги. Разрозненные куски мыслей в ее голове цеплялись один за другой, и ухватить хотя бы один из них, чтобы додумать, было невозможно. Потом она подняла глаза и посмотрела на Мохаммеда-Эмина.
— Ты слышал? — спросила она одними губами.
— Да, — ответил Мохаммед-Эмин и медленно прикрыл веки.
Как и предсказывал старик-ведун, через неделю Мохаммеду-Эмину стало хуже. Не помогало уже ничего: ни травяные настои и припарки, ни мази из сосновой смолы и медовые ванны, ни старушечьи заговоры. Смерть, беспощадная смерть, с коей невозможно ни договориться, ни упросить ее повременить, встала у изголовья хана и терпеливо ожидала своего часа.
Однако не в характере ханбике было опускать руки. Взяв с собой лишь десяток джур и не дожидаясь, пока на вскрывшихся реках растает лед, она поехала сухопутьем в далекие камские улусы, где близ старинного булгарского балика Алабуга стоял на одном из древних жертвенных холмов с вросшим в землю каменным идолом полуразвалившийся языческий храм-мольбище.
Еще от старой Айха-бике слышала она, что живет в сем храме уже вторую тысячу лет крылатая дракониха Аждаха, которая знает все на свете и любит пожирать коз. Она никогда не является на глаза людям, и, что будто бы задобрив ее, можно просить у нее совета или даже помощи. Правда, как сказывала Айха, Аждаха очень не любит людей, и надо сильно постараться, чтобы ее задобрить. Ведь когда-то, давным-давно, во времена стародавние, когда только-только пришли на камские берега серебряные булгары и стали строить себе города, то облюбовали они себе один из холмов, где жил суженый Аждахи крылатый дракон Джилан. На взгляд Аждахи, великий, мужественный и красивый, и недалек уже был тот день, вернее, столетие, когда суждено было им, согласно предсказанию, записанному в Черной Книге самим Тартаром, Повелителем Тьмы, соединиться супружескими узами и завести детей. По меркам же людей, был Джилан огромен и страшен, ибо
И решили люди извести Джилана, так как он шибко мешал становлению города на понравившемся булгарам холме. Нашелся среди воинов один умелец из рода волхвов, который вызвался изничтожить Джилана. Он заманил дракона в пустынное место, очертил его округ колдовскою чертою, обложил сеном, хворостом и дровами и поджег. Заревел тогда страшно Джилан, забил хвостом и попытался было взлететь, ибо имелись у него драконовы крылья. Ему удалось даже оторваться от земли, но крылья успели обгореть, и он рухнул прямо в самый очаг пламени и, конечно, сгорел. С тех пор невзлюбила Аждаха людей, поселилась в старом языческом мольбище и перестала показываться им на глаза. К этому-то месту и держала путь Таира.
Она очень торопилась. Когда на ее дороге оказывались широкие и глубокие реки, Таира, не задумываясь, переправлялась через них старинным кыпчакским способом, привязав к конскому хвосту камышовый плот с верхней одеждой и седлом и держась за конскую гриву. Просохнув у костра, Таира снова садилась на коня, который увязал чуть ли не по самое брюхо в весенней хляби, и продолжала путь.
Так она миновала город великого сеида Чаллы, обойдя реки Шумбут и Берсут с севера; не слезая с коня, перешла вброд речку Керменку выше крепостицы Умар и вплавь переправилась через широкую и спокойную реку Нукрат. Скоро на правом бережку одного из притоков Камы показался балик Алабуга. Здесь, на улугбековом дворе, дав, наконец, отдохнуть лошадям и людям, Таира провела длинную и бессонную ночь в молитвах к Всевышнему. Она просила у Единого лишь одного, чтобы тот даровал ее любимому здоровье. Десять тысяч раз она произнесла таглиль — возвеличение Аллаху. Нет Бога, кроме Аллаха! И все эти десять тысяч таглилей сопровождались мольбой о помощи Мохаммеду-Эмину. А поутру, как только запел в древнем запущенном саду сандугач [18] , Таира с джурами пошли к языческому храму. Каждый из джур нес по козе, купленной прошлым вечером по самой высокой цене, не торгуясь, на алабужском базаре. Дойдя до развалин храма и перерезав козам горло, джуры сложили их в самом центре развалин, на жертвенном месте, и ушли, надеясь, что Аждаха примет такую богатую жертву.
18
Здесь: соловей.
В полночь Таира ступила на каменный пол храма. Холодный лунный свет заливал развалины, трупы коз лежали так же, как их сложили джуры, и только несколько крыс разбежалось при ее появлении.
— Почему ты не приняла моего дара? — крикнула Таира, подняв голову к разбитому куполу храма, сквозь который виднелись неяркие в полнолуние звезды. — Хочешь, мы принесем тебе еще?
Ответом была тишина.
— Значит, он умрет? — с надрывом спросила Таира, и слезы хлынули из ее глаз. — Умрет, да?
Порыв ветра, пронесшийся вдруг над пробитым куполом храма, дохнул в лицо ханбике ледяной сыростью могильного склепа, и в его дуновении почудился ей легкий шорох больших крыльев.
— Да-а, — услышала она тихий и зловещий шепот.
— А ты можешь помочь мне? — в голос зарыдала Таира и протянула руки к темной парящей тени. — Молю тебя, помоги!
Дуновение ветра вновь окатило Таиру замогильным холодом, и тень больших крыльев пронеслась под разрушенным куполом.