Волонтеры атомной фиесты
Шрифт:
– Спасающего людей от греха и его последствий: смерти и ада, — пояснил викарий.
– Вот, мистер Седоро, мы добрались до греха, последствия которого — смерть. Так?
– Да, мистер Эйк, мы, католики, в это верим.
– Замечательно! А теперь, конкретизируйте, пожалуйста: что является грехом?
Викарий явно смутился, и неосознанно сжал ладони в молитвенном жесте.
– Мы, католики, понимаем грех духовно. А среди действий в материальном мире мы считаем грехом лишь то, что осуждается общим гражданским законом.
– Неужели? — канадский профессор удивленно
– Это сложный вопрос, — тихо сказал викарий, — и церковь проявляет тут гибкость.
– Неужели? — снова спросил Эйк, не скрывая сарказма.
– Простите, — встрял Джеффри Галлвейт, — но мне кажется, что придавать религиозным предписаниям буквальный смысл, это не совсем правильный метод.
– Вы перешли к мусульманским уловкам, мистер дипломат? — еще более саркастически поинтересовался Найджел Эйк.
– Мы говорим о католицизме, — напомнил бывший советник австралийского МИД.
Канадский профессор понимающе кивнул.
– Да, спасибо, что напомнили. Но уловка мусульманская. Однажды на круглом столе, в телестудии Торонто я указал, что в мечетях проповедуют терроризм. Некий мулла мне ответил, что призывы к джихаду нельзя понимать буквально, что имеется в виду лишь борьба с грехом в духовном мире, и что термин «шахид» не имеет отношения к «поясу шахида» — взрывному устройству для террористов-самоубийц. Но, есть древняя мудрая пословица: если животное выглядит, как собака, и лает, как собака, то это — собака. Мы рассуждаем здесь о каких-то теологических абстракциях, а все библейские идеологии — иудаистская, христианская, исламская — просты и конкретны: подчиняйся распорядку, установленному церковью, убивай грешников, грабь неверных, отдавай долю церкви. Откройте «Библию» или «Коран», там все это написано, с примерами применения.
– О! Совершенно справедливо, профессор Эйк! С примерами применения! — и Джеффри Галлвейт повернулся к Пак Ганг, — Судья, вы не напомните мне гимн Меганезии?
– «Let my people go», — ответила она.
Галлвейт встал и церемонно поклонился.
– Большое спасибо, судья. Разумеется: «Let my people go»! Последняя песня молодой и прекрасной королевы Лаонируа, которую западня пресса объявила самозванкой, но мы считаем ее последней из прямых потомков Мауна-Оро, великого короля канаков, того, который объединил Гавайику в античную эпоху, когда в Европе шла Троянская война.
– Мы считаем? — переспросил Найджел Эйк.
– Да, профессор, представьте, я тоже считаю ее настоящей королевой, потому что она совершила королевский поступок. В октябре прошлого года, в Лантоне на Тинтунге, королева Лаонируа вышла на площадь с этой песней — призывом к свободе для своего народа: «Let my people go»! Минутой позже, выстрел британского карателя прервал ее жизнь, но это стало последней каплей, и на следующий день Алюминиевая революция разгромила колониалистов на Тинтунге, а через пару дней — на всем Архипелаге Кука.
Сделав короткую паузу, бывший советник МИД Австралии извлек из кармана листок золотой фольги: весовой эквивалент 20 фунтов алюминия, и поднял листок так, чтобы солнечные лучи походили через отпечатанное изображение в центре листка. На месте печати фольга была совсем тонкой, и свет проходил насквозь, как через изумрудный светофильтр (таково свойство пленок из чистого золота).
– …Профессор Эйк, вы очень верно отметили, что в библии все написано с примерами применения. Слова: «Let my people go» на золотом листке под изображением королевы Лаонируа, это из библейской книги Исход, глава 7: «The Lord spoke unto Moses, go unto Pharaoh, and say unto him, thus saith the Lord, Let my people go». На основе этих слов из библии в США в XIX веке построен негритянский спиричуэл, ставший теперь гимном Меганезии. Как сообщает эта глава, народ Израиля был в рабстве у фараона, и Господь приказал Моисею идти к фараону с требованием: «отпусти народ мой».
– Зачем этот экскурс в историю? — поинтересовался канадский профессор, — Да, многие тексты стихов и песен написаны на библейские сюжеты, ну и что?
– Но, — заметил Галлвейт, — вы уже не столь категоричны в утверждении об абсолютной вредоносности библейских сюжетов, не так ли, профессор?
– Я не говорил об их абсолютной вредоносности. Хорошие стихи можно создать, даже базируясь на сюжетах из мемуаров Джека Потрошителя. Вопрос только в том, каковы стремления автора и усредненные стремления общества, в которое включен автор.
Галлвейт развел руки в стороны.
– Мы добрались до волшебного ключика. Стремления общества. Каковы они, таковы и результаты воздействия любой книги, любой религии, и любого праздника. И теперь я повторю вопрос, с которого был начат разговор. Леди судья, дети христиан тоже любят праздники. За что вы их наказываете?
– Не торопитесь, — спокойно ответила Пак Ганг, — я сделаю выводы, только когда арбитр выскажет свое предложение.
– Судья, — произнес Найджел Эйк, — мне кажется, надо пригласить к разговору вот этого джентльмена. Ему явно есть, что сказать.
Упомянутый джентльмен, крупный плотно сложенный, полчаса, как устроился на краю бассейна с бутылкой портера. Это был характерный хиппи лет примерно 40, с бородой в форме лопаты и шевелюрой с вплетенной цепочкой блестящего бисера, стильно одетый в серую тунику первобытного фасона.
– Это хорошая мысль, — сказала судья, и помахала ладошкой, — Геллер! Алло! Ты же не откажешься составить нам компанию, правда?
– Не откажусь, если меня пригласят, — прогудел хиппи.
– Я тебя приглашаю, — пояснила Пак Ганг.
– Ну, если у тебя найдется еще портер, то я с удовольствием, — сказал он, и потряс свою бутылку, демонстрируя, что там осталась, разве что, пара капель.
– Aita pe-a, — подтвердила она, снова помахала ладошкой уже в другом направлении, и крикнула, — Диосо! Пожалуйста! Притащи бутылку портера!
Молодой парень, официант филиппинец кивнул, изобразил взмах руками, поясняя, что бутылка портера появится со скоростью летящей птицы, и пошел к бару.
…
Геллер, как и полагается настоящему германскому хиппи (точнее неохиппи) для начала отметил свое появление за столом несколькими нетактичными высказываниями: