Волонтеры Челкеля
Шрифт:
– Вроде Иуды… – негромко добавил Лунин.
– Сравнил, чердынь-калуга! – возмутился Степа. – Развел поповщину, а еще в дивизии комиссарил!.. Все! Выживу – найду. Бывай!..
Колька, не поднимая головы, кивнул. Степа на миг задержался, чувствуя, что так прощаться негоже, но ничего подходящего на ум не пришло. Он секунду постоял на пороге, повторил: «Бывай!» – и, не дождавшись ответа, вышел.
Дальнейшее он уже продумал. На ночь легко было устроиться в общежитие комсостава, тем более оно находилось поблизости от Большого, а днем стоило
Косухин шел по темным пустым улицам, стараясь не попадаться никому на глаза. Можно было спокойно размышлять. Кое-что он решил правильно – но не все…
Ростислава сомнения не мучили – слишком много было дел. Он нашел Петера Арвельта и договорился о том, что эстляндец переправит Валюженичу в Париж посылку, в которой были таблички, камень и подробное письмо. Арвельт также пообещал сообщить на ближайшую пограничную заставу у Нарвы про возможный переход через кордон двух беглецов. Арцеулов был уверен, что после визита к Бергу уходить придется не только ему.
Дальше стало труднее. Требовался пропуск в особняк. Будь это не в центре, Арцеулов предпочел бы слегка пошуметь. Черный ход можно было взломать, да и решетки не казались особо надежными. Но первый же выстрел накличет беду, поэтому следовало действовать тихо. Белого офицера вместе с любопытным красным командиром туда не пустят, значит…
Значит, оставалось найти подходящее места, где выдаются подобные пропуска!
К вечеру оно было найдено – небольшая улица на Пресне. Ее прежнего названия Ростислав не помнил, а новое, намалеванное поверх старых табличек, гласило: «ул. Первой Баррикады». Правда, от баррикад не осталось и воспоминаний, улица была тиха, двухэтажна, только два многоэтажных здания возвышались над одинаковыми серыми строениями. Оба дома понравились Арцеулову – один имел подходящий темный подъезд, а на другом красовалась надпись «Районный комитет РКП(б)». Там обязательно должен быть телефон…
Ростислав еще раз прикинул, каким образом отсюда проще добраться до центра, и вернулся в свое общежитие. Ночью он спал абсолютно спокойно, без сновидений, как спят перед трудным боем.
Арцеулов прибыл на улицу Первой Баррикады после трех, неторопливо прошелся взад-вперед и остановился у дверей райкома. Пора… Он еще раз мысленно прокрутил в голове свой нехитрый замысел, бросил беглый взгляд на отражение в оконном стекле. Фуражка со звездой, шинель с красными отворотами, револьвер на боку… Порядок!
Дежурный поднял на него равнодушные глаза. Арцеулова он не интересовал, куда важнее, что телефон стоял тут же – большой, черный, с толстым витым проводом.
– Здравствует, товарищ… – в голосе дежурного уже сквозило удивление.
– Номер ВЧК знаете? – рука Ростислава лежала на трубке. Удивление в глазах дежурного сменилось живым интересом. Он на секунду замялся, заглянул в какую-то книжку и назвал несколько цифр, добавив: «Приемная».
– Барышня! – отчеканил Арцеулов. – Дайте…
На третьей цифре он замялся, но дежурный тут же просуфлировал. Соединили немедленно.
– Приемная главного управления…
– Говорит полковой комиссар Фельдман. – Ростислав скосил глаза, заметив, что у дежурного начинает отвисать челюсть. – Нужна ваша помощь, товарищи! Надо задержать опасного преступника…
– Минутку, переключаю…
Собеседник на Лубянке отреагировал быстро. Несколько секунд в трубке царило молчание, а затем басовый мужской голос отозвался:
– Секретно-политический отдел. Говорите, товарищ Фельдман!
– Я только что встретил белого офицера. Карателя. Его по всей Сибири разыскивают…
– Фамилия?
– Арцеулов…
В трубке воцарилась тишина. Ростислав напряженно ждал. Должны клюнуть господа чекисты, должны!..
– Вы уверены? – в голосе слышались удивление и неприкрытая радость. – Ростислав Александрович Арцеулов, 1896 года рождения?..
– Не знаю я его года рождения! Капитан Арцеулов, бывший «черный гусар». Я его сразу, гада белого, узнал! Он бороду отрастил…
– Бороду?
Ростислав представил, как его невидимый собеседник внимательно вглядывается в фотографию.
– Да, бороду. И теперь у него большой шрам – на левой щеке. Но я его всю жизнь помнить буду! Он меня в Омске лично к стенке ставил…
– Где вы находитесь?
Арцеулов понял – на Лубянке клюнули.
– Улица Первой Баррикады…
Дежурный что-то зашептал, и Ростислав поспешил повторить:
– Это бывшая Дерюжная. Я в райкоме партии…
– Хорошо, сейчас пришлем сотрудников…
– Постойте! – заторопился Ростислав. – Он может уйти. Тут, на улице, есть пятиэтажный дом. Я буду у подъезда…
– Он один? – говоривший уже что-то приказывал, прикрыв мембрану ладонью.
– Один. Я бы его и сам, гада, взял!..
– Не торопитесь, товарищ Фельдман! Сейчас подъедем…
Арцеулов дал отбой и вернул трубку на место.
– Товарищ… – в глазах дежурного светился неприкрытый восторг. – Может, мобилизовать коммунистов?..
– Вы что? – Арцеулов внушительно взглянул на ретивого большевика и мрачно добавил: – Спугнете – отвечать будете!
Этого вполне хватило. Арцеулов небрежно кивнул и вышел на улицу. До облюбованного им подъезда было около сотни шагов.
Он стал так, чтобы первым увидеть гостей. Лишь бы их было не слишком много, с троими, даже четверыми он справится, но если пришлют взвод… Минуты тянулись медленно. Арцеулов еще раз припомнил дорогу от Лубянки до Пресни. Спокойно, спокойно… Подъедут, сволочи!..
Автомобиль вынырнул откуда-то из-за угла – небольшой, черный, как раз такой, как требовалось. Арцеулов расстегнул кобуру и шагнул на тротуар. Авто затормозило в двух шагах. Дверцы распахнулись, оттуда выскочили двое в кожанках – постарше и помоложе. Третий остался за рулем.