Волонтеры Челкеля
Шрифт:
«Мономах»!
Забыв об опасности, Степа высунулся из окопа и обомлел. Стройный силуэт ракеты был окутан паром, воздух дрожал, и ракета словно расплывалась в неярком зимнем небе. Сверкнуло пламя, и Косухин вдруг понял, что именно там сейчас находится его брат. Испугаться Степа не успел – «Мономах» дрогнул и, медленно начал подниматься над окружавшими его стальными фермами.
Стрельба стихла. Теперь уже весь отряд смотрел на величественно поднимавшегося ввысь серебристого гиганта. Степа оглянулся: китайцы, выйдя их окопов, тоже глядели на
«Мономах» уже не стоял – поднимался под землей. Из сопел било невыносимо яркое пламя. Ракета уносилась ввысь. Кто-то крикнул «ура!», крик подхватили, солдаты, забыв обо всем, размахивали винтовками, беспорядочно стреляя в воздух. Сзади послышался ответный крик – китайцы махали руками, кто-то даже подкидывал вверх шапку с меховой опушкой.
Там, где только что была ракета, теперь клубился дым, а в небе расплывался неровный белый след, ведущий прямо в зенит. То, что было минуту назад стройной серебристой громадиной, превратилось в еле заметную искру, тающую в белесом пространстве…
«Счастливо, братан!..» – подумал Степа и оглянулся. Солдаты спрыгивали обратно в окопы, возбужденно переговариваясь, кое-кто уже надевал вещевые мешки и закидывал за плечо винтовки. Косухин поглядел на китайцев, деловито занимавших позицию, и понял, что самое трудное только начинается.
– Комиссар! Надо уходить! Пора!
На этот раз кричали все вместе, слитно. Косухин покачал головой и достал наган. Крики немедленно стихли.
– Значит так, чердынь-калуга! На полигоне еще остались люди. Будем держаться, пока сможем. Вопросы?
Вопросов не было, но многие смотрели так, что Степа не пожалел о заранее приготовленном оружии.
– Все по местам! Кто побежит – пристрелю! Ясно?
Теперь уже действительно все стало ясно. Ворчащие солдаты разошлись по позициям. Медленно ползли минуты – одна, другая… пятая…
– Господин комиссар, разрешите?
К Косухину подошел один из офицеров – худой, как щепка штабс-капитан с солдатским Георгием на шинели. Степа, мысленно отметил всю нелепость подобного обращения, но протестовать не стал.
– Прошу не считать меня паникером, но, по-моему, нас обходят. С севера, там где озеро – минные поля. Уже минут пятнадцать там что-то взрывается. Вначале думал, снаряды, но потом понял: мины. Они расчищают проход.
– Ясно…
О подобной возможности Косухин подумал сразу, но очень надеялся, что неведомый ему генерал Мо по своей ограниченной классовой сущности не окажется столь сообразительным.
– Сейчас разрывы стихли, – закончил офицер. – Вы, как я понял, воевали, господин комиссар, так что оценивайте сами…
Степа кивнул, думая уже о другом. Через несколько минут отряд будет отрезан со всех сторон. Тем, кто на полигоне, помочь уже нечем. Косухин вспомнил о Наташе, но понадеялся, что у тех, кто остался в рубке, будет какой-нибудь транспорт, дабы вовремя уехать.
«А если нет? – вдруг подумал Косухин. – Если Наташе нельзя уходить?»
– Подготовиться к отходу! – крикнул Степа, хлопая себя по карманам в поисках патронов. У него был карабин, две обоймы и револьвер. На короткий бой хватит, а большего и не требовалось.
Приказа ждали. Вещевые мешки были уже за плечами, солдаты привычно разбивались по взводам, откуда-то вынырнул Гаврилов, но увидев Степу, поспешил убраться подальше. Косухин отправил прапорщика Остроумова к грузовику, приказав немедленно уезжать на условленное место встречи, напомнил офицерам и членам «штаба» маршрут – и вдруг понял, что сам уходить не должен. Там, где еще недавно стоял «Мономах», оставались люди. Там была Наташа. Степа медлил, солдаты нетерпеливо переглядывались, и вдруг по траншее прошелестело: «Обошли!». Косухин выглядел из окопа и увидел, как с севера, отрезая путь на полигон, быстро движется ровная густая цепь.
Времени не оставалось.
– Уходите! Все! Все!
Убедившись, что его поняли правильно, Косухин отступил в боковой ход сообщения, пропуская пробегавших мимо него солдат. О нем не забыли – то и дело окликали, советуя поторопиться, но Косухин лишь качал головой. Наконец, по окопу проскочил последний – арьергардный – взвод. Мелькнула перепуганная физиономия Гаврилова.
– Товарищ комиссар! Скоре-е-е!
– Уходите, товарищ Гаврилов, – отвернулся Степа. – Мне на полигон надо…
– А-а!… – изумленно протянул фельдфебель, но вступать в разговор не стал, решив, что комиссарам по должности положено совершать нелепые, но героические поступки.
«Все, – понял Степа. – Пора!…»
Он выглянул из траншеи. Китайцы на холмах по-прежнему не двигались, еще не зная, что отряд покинул позицию. Но те, что шли от озера, уже разворачивались, окружая полигон.
– Айда!
Косухин скинул шинель, схватил карабин за цевье и выскочил из окопа. Он ожидал выстрелов в спину, но китайцы молчали, не принимая одинокого русского за достойную цель. Степа мельком пожалел, что на нем тяжелые унты, и рванул туда, где дымилась стартовая площадка.
Глава 12. При попытке к бегству
Пулемет поставили прямо перед входом в рубку. Место было удобное – простреливалось не только пространство перед бункером, но и подходы к домику, где находился главный взрыватель. Правда, напарник Арцеулова – пожилой подполковник, которого, как выяснилось, звали Сергеем Георгиевичем – имел о пулемете чисто теоретическое представление, будучи специалистом по радиосвязи. С тринадцатого года Сергей Георгиевич находился на Челкеле, руководя сооружением сердца полигона – рубки управления. О фронтовой прозе, включая зарядку лент в «Максим», ему узнать не довелось. Пришлось капитану проводить занятие, посвященное обязанностям второго номера пулеметного расчета. Лишь на минуту Арцеулов отлучился, спустившись в рубку. Берг сидела у светящегося огоньками пульта и, не отрывая глаз, следила за табло, на котором высвечивалась странная неровная линия. На вопрос Ростислава она коротко бросила: «Еще нет».