«Волос ангела»
Шрифт:
– До сих пор весь в саже.
– Пол?
– Чуть не носом испахал.
– И ничего?
– Ничего. Гвозди из половиц не вынимали, и новых гвоздей не видно, грязь в щелях между половицами везде старая. – Жуков высморкался и уныло спросил: – Чего делать будем, если не найдем?
– М-да, дела… А ведь тут оно, золотишко. – Козлов примял окурок. – Он его на переплавку взял, а обратно не отдавал. Ну, пойдем еще поищем…
Войдя в дом, он осмотрелся: ничего не изменилось. Все так же под образами сидит с Библией в руках Метляев, работают проводящие обыск, стоят у дверей понятые. Стоят у дверей… У дверей! А почему до сих пор не проверили
Козлов подошел, попросил отойти в сторону дворника и соседку, провел рукой по косяку. Ладонь ощущала тепло дерева – шершавого, плохо прокрашенного, старого, сучковатого. Дверь тоже старая, с трещиной в верхней филенке. Ручка? Нет, медная, с прозеленью, два кольца и в них полая трубка.
Николай присел, внимательно разглядывая порог. Выбитый ногами, грязный, как и весь пол в этом доме. Один из гвоздей забит немного криво, чуть торчит в сторону шляпка, тоже старая, поржавелая. Но почему под ней видна светлая полоска? Едва-едва заметная, тоненькая.
Козлов достал из кармана складной нож, раскрыл, поддел концом лезвия гвоздь, потянул его за шляпку вверх, ожидая скрипучего сопротивления старого дерева, но нет – гвоздь пошел наружу легко, как по маслу. Вытащив его, Николай ковырнул отверстие концом ножа: желто блеснул под грязью металл.
– Подайте топор, – не оборачиваясь, попросил Козлов. – И пусть подойдут поближе понятые, посмотрят.
Дворник и соседка робко подошли, встали у него за спиной, смешно вытягивая шеи, заглядывали через плечо Козлова, наблюдая, как, взяв поданный ему топор, тот начал аккуратно отделять порог от дверной коробки. Теперь для Николая все встало на свои места – хитрый и жадный старик действительно не пожелал расстаться с попавшими к нему в руки сокровищами: надеясь сохранить для себя краденое золото, он вынул деревянный порог в своей комнате, сделал с него форму, в точности повторяющую конфигурацию выбитого ногами бруска дерева, и отлил по ней слиток золота. Недостающую часть сделал из серебра, высверлил отверстия под гвозди – должен же быть порог прибит – и поставил вместо деревянного порога – порог из драгоценных металлов; вбил в заготовленные отверстия старые гвозди и замазал все густой грязью. Не снятая после плавки металла окалина и грязь скрыли следы – кто станет ковырять порог? Пройдут по нему ногами – и все.
Наконец тяжелый слиток вынут. Козлов поднял его, показав понятым:
– Вот оно, краденое золото!
Метляев захлопнул Библию, снял очки, кинул их в сердцах на стол.
– Докопался-таки!
– Как обещал, – улыбнулся Козлов. – Собирайтесь, гражданин Метляев.
– В руки Твои предаю себя… – повернувшись к образам, перекрестился старый серебряник. – Влекут меня ныне в узилище, поелику слаб человек, но велики беси…
Публика в кабаре «Нерыдай» собиралась пестрая: солидные нэпманы с раскормленными, модно одетыми женами, унизанными сверкающими драгоценностями, отвлекающими чужие взгляды от густо запудренных морщин; с подругами – молодыми, стройными, в смело открытых вечерних платьях, призывно поводящими по сторонам умело подведенными глазами; разбитные молодчики в пестрых пиджаках, обтягивающих крепкие плечи, и начинающих входить в моду брюках гольф; еще сохранившиеся «осколки» старого мира, с наманикюренными ногтями, тщательно продуманной прической, волосок к волоску, сонно озиравшие зал в ожидании выхода актеров и откровенно разглядывавшие лица женщин, сидевших за соседними столиками. Тем льстило внимание, они неестественно громко смеялись, запрокидывая голову, не забывая при этом кокетливо поглядывать по сторонам – какое произведено впечатление?
Оркестр играл чарльстон. Несколько пар танцевало около эстрады. Хлопали пробки открываемого шампанского, стучали ножи и вилки, звенел хрусталь бокалов. Угар нэпа…
Ловко лавируя среди танцующих пар, официант провел Грекова и Шкуратова к свободному столику у стены.
– Здесь вам будет удобно…
Обращаясь к ним, он явно избегал как слова «господа», так и слова «товарищи», не зная, каким образом назвать посетителей, чтобы ненароком не вызвать их неудовольствие.
Федор, одетый в серую тройку, в которой он ходил в трактир Татарина, выглядел импозантно. Шитый еще в Америке костюм, сбереженный матерью за все эти годы, сидел на его подтянутой, широкоплечей фигуре как влитой. Мистер Каллаген однажды расщедрился: считая, что его боец на ринге должен выглядеть прилично, он заказал Грекову костюм из хорошей английской шерсти у одного из лучших портных. Правда, он потом удержал затраченную им сумму при окончательном расчете, но костюм остался, и Федор изредка его надевал. Тогда же к нему были куплены несколько красивых итальянских галстуков, один из которых он сегодня повязал.
Геннадий для посещения кабаре надел темную суконную пару, белую рубашку с тугим крахмальным воротником и синий галстук в мелкий горошек, сдавивший его могучую шею.
Официант, скорее всего, принял их за компаньонов, решивших спрыснуть сделку и случайно забредших в их заведение. Но каждый клиент должен оставить свои деньги, если они, конечно, есть. Поэтому, повинуясь знаку мэтра, он и повел гостей к столику.
– Присаживайтесь… – кресла решил не пододвигать (и так сойдет, на большие чаевые здесь рассчитывать нечего). Те, кто ходил сюда кутнуть, обычно привозили с собой подруг, а эти одни. Деловой разговор? Может быть. Такие тоже бывали.
– Желаете карточку вин? – слегка поклонился официант.
– Позже, – небрежно бросил Федор. – Скоро начнут представление?
– Сейчас. А карточку я вам поднесу в момент. Не извольте беспокоиться.
Официант еще раз слегка поклонился и убежал.
– Держись свободнее, – незаметно толкнул под столом ногой Генку Федор. – Чего ты надулся, как сыч?
– Воротник задушил, – сконфуженно признался тот, – снять бы его к лешему вместе с галстуком… А чего закажем? Денег-то у нас с тобой в обрез.
– Посмотрим… Тебе левая половина зала, мне правая. Узнаешь его?
Геннадий только хмыкнул – забыть гада, который ушел от него в то памятное раннее утро у монастыря? Ну нет – среди тысяч людей, пусть даже и похожих на него, как родные братья, он узнает этого бандита.
Федор, сделав скучающее лицо, неторопливо и внимательно начал осматривать посетителей кабаре. Роскошество обнаженных женских плеч, блеск украшений, редкие меха, тонкое сукно дорогих костюмов, золотозубые улыбки, лысины, благородные седины, пышные прически…
В воздухе чувствовался запах прекрасного табака и тонкий, устоявшийся аромат духов. Оркестр смолк, танцевавшие направились к своим местам.
Нет, Яшки Пана в его половине зала явно не было. Греков отлично запомнил по фотографии пухлые щеки, маленький рот, короткие, словно подбритые на концах, брови, черную кляксу усиков под вздернутым носом.
– У меня пусто, – тихо сказал он Шкуратову.
– Дробь, орудия на ноль! – отозвался тот. – Будем ждать. На улице не пропустят?