Волшебная гайка
Шрифт:
— Чего? — сказала я.
— Может, довезем человека до Филимоновки?
— А какую ты клятву маме давал? — напомнила я.
— Так он же не первый встречный-поперечный, — сказал папа. — У него беда. Он прямо с ног сбился с этим непутевым Семеном. Правда? — спросил папа у мальчишки.
— Ясно, правда, — сказал мальчишка.
— И небось с самого раннего утра Семен учесал? — спросил папа.
— Ну, — подтвердил мальчишка.
— Вот видишь, — сказал папа. — Нужно выручить человека.
— Если
— Кто, Семен? — сказал папа. — А где же он может быть?
— Где. Может, под машину угодил. Или еще чего. Дурак ведь.
— Залезай скорей, — сказал папа, открывая заднюю дверь. — Наговоришь тоже. Тебя звать-то как?
— Толиком, — сказал мальчишка.
— Ну! — воскликнул папа. — И меня Толиком. Выходит, тезки. Будем знакомы. А эта курносая, которая все время молчит, моя дочка Ира.
— Слышал, — сказал мальчишка, — вы ее уже называли.
— Да? — сказал папа. — Ну, тогда помчались. И мы помчались в Филимоновку.
В Филимоновке Толик провел нас в маленький зеленый двор. Через забор во двор свешивались зеленые яблоки. На вытоптанном пятачке лежала горка наколотых березовых дров. На дровах, как на пьедестале, гордо стоял на одной ноге замызганный белый петух.
Наше появление петуха удивило. Он повернул боком к нам голову и стал сжимать и разжимать когти на поджатой к брюху ноге. Словно проверял, хватит ли у него сил справиться с нами.
На двери дома висел большой темный замок. Но Толик приставил ко лбу ладошку и заглянул в окно. Словно Семен мог проникнуть в дом, минуя запертую дверь.
— Сень! — позвал Толик. — Семен! Сенька! Где ты?
Тут под крыльцом послышался визг, и из дырки радостно выскочил лохматый серо-коричневый пес. Правда, это был не совсем еще пес, но уже и не щенок. Что-то среднее. Красный язык болтался у пса тряпкой. А хвост бился со стороны на сторону с такой силой, что ходуном ходила вся задняя часть тела. Пес с восторженным визгом и подлаиванием стал бросаться на Толика, стараясь лизнуть его в нос.
— Это что… твой Семен? — удивился папа.
— Он, — сказал Толик. — Я знал, что он здесь. Голодный, а домой не возвращается. Словно Вадим ему тут все медом намазывает. Вот дурак же ты, Сенька, — лохматил Толик у пса загривок. — Вот дурак. И по своей же собственной дурости целый день ничего не ел. Видишь, нету твоего Вадика. Нету. А ты примчался.
— А Вадик, — спросил папа, — это тоже… ну… собака?
— Зачем собака? — сказал Толик. — Братан мой двоюродный.
— Пап, — сказала я, — можно, я покормлю Семена?
— А чего ты у меня спрашиваешь? — сказал папа. — Ты у Толика спроси.
— Можно? — посмотрела я на Толика.
— Нет, Ира, — сказал Толик, — здесь Семена кормить нельзя. Он должен отвыкать от этого дома. Я его в Утевке покормлю.
— Папа, —
— Да? — сказал папа. — А маме ты ничего не обещала?
— Так не топать же им в такую даль пешком, — сказала я. — Кроме того, они никакие не встречные-поперечные, а наши знакомые. Потом Толик тебе обещал в Утевке с карбюратором помочь.
— Это я нам правда помогу, — подтвердил Толик. — Вы не сомневайтесь. И телефон там у нас рядом. Пока ремонтируют карбюратор, вы и позвоните.
В Утевку мы Толика с Сенькой, конечно, отвезли. Сенька со мной сразу подружился. И не только потому, что я угостила его любительской колбасой. Мне с Сенькой заметно полегчало. Будто мои биоритмы немного переключились с отрицательного полюса на положительный.
Дома у Толика нас угостили обедом. И еще Толикина мама убеждала нас, что мы непременно должны остаться у них ночевать. Толик очень походил на свою маму. Так вроде ничего общего. А если бы я ее где-нибудь увидела, то сразу бы догадалась, что она Толикина мама.
— Оставайтесь, — уговаривала она нас.
— Нет, — твердо сказал папа, — мы туристы и поэтому ночуем вне населенных пунктов, на природе. До свидания. Мы поехали.
— А карбюратор? — спросил Толик.
— Да, ведь карбюратор, — вспомнил папа. — Но ничего. Я посмотрел, вроде он сейчас нормально.
— А звонить, — сказала я.
— Звонить сегодня не будем, — сказал папа. — Сегодняшний день не считается. Ведь мы сегодня утром с мамой и без телефона разговаривали.
— Ну… все-таки, — сказала я.
— Слабак ты, доченька, — сказал папа. — Вот ты кто. Папа попрощался со всеми за руку. И даже потряс Сенькину лапу. За что Сенька благодарно лизнул папу в ухо.
На другой день, переночевав в машине на лесной опушке, мы с первого же попавшегося нам в пути почтового отделения позвонили маме. Бросили в щелку телефона-автомата пятнадцать копеек и сразу попали на маму. Слышно было, словно в городе. Папа держал трубку так, что половина маминого голоса попадала в его ухо, а другая половина — в мое.
— Да, да! — кричала мама, хотя было прекрасно слышно. — Ну, как вы там? Только ни в коем случае не ложитесь на сырую землю. И не открывайте в машине всех окон, просквозит за милую душу.
— Про сырую землю и сквозняки мы тебе клятв не давали, — сказал папа.
— Толя, перестань дурить! — радостно закричала мама. — Я ведь серьезно! Как у вас там? Какая погода? Хорошо, что вы уехали. У нас абсолютно нечем дышать, прямо совершенная Африка.
Голос у мамы звенел так восторженно, что мне сразу вспомнился жизнерадостный Семен. И еще мне подумалось о Вите Пудикове. Но это, наверное, потому, что мама сказала про Африку.