Волшебная лампа генсека или Последнее чудо-оружие Cтраны Cоветов
Шрифт:
Мигом пролистнулось несколько эпизодов моей жизни. Словно странички из книги. Мои посягновения на женщин, бросок на Лизу в лифте, удар Затуллину в поддых и наезд на него с улицы Жуковского, моменты неудачные и стыдные, многое другое, все почти сразу, даже чувства соответствующие были восстановлены, хотя и мигом унеслись куда-то прочь, словно их сдул ветерок, как пену. "Кое-что мне нравится, возьму...-- произнесла рожа.-- А сейчас толкнись ногами." Я отчего-то умиротворился и на какое-то время стал пузырьком, простейшей клеточкой, улиткой, лягушкой, сознание ощущало лишь течения воды, странные ее
Я увидел мощный столб солнечной энергии, похожий на сваю, и, как следует толкнувшись ногами, устремился к нему. Там меня встретил пучок крепких тростниковых стеблей, который вывел мое тело из чуждого подводного царства наверх, в "полынью". Я распахнул рот, и только тогда понял, сколько времени ничего не вдыхал. Легкие, наверное, уже превратились в скомканный пакет. В висках сбрендившие звонари лупили в колокола. В глазах летали какие-то фиолетовые вихри. Казалось, еще немного, и увижу знаменитый черный тоннель на тот свет, по которому редко кто возвращается назад.
– - Держитесь, дорогой товарищ майор,-- донесся противный голос Сереги. Значит, я действительно на этом свете.
Красноватая морда небескорыстного спасателя больше походила на пятно Роршаха, но я все-таки уловил смысл его следующей рекомендации: отбросить камыши и дотянуться до ближайшего хлипкого кустарника. Когда я послушался, ноги вступили в контакт хоть с зыбкой, но почвой. Еще несколько шагов, воды мне стало по колено и я добрался до желанного дерева.
Вернее, их насчитывалось там три -- крепеньких, кривеньких, глубоко и далеко распустивших корни. Трос я укрепил, а дальше уже Коля не сплоховал вместе со своей лебедкой, вытянул машину.
Когда я очутился в кабине, то сперва Серега уместно пошутил:
– - А мы уже думали, вы немножко утопли, чепчики сняли в знак загробного признания заслуг перед родиной, причем морды выражали грусть расставания. В своих поминальных речах выступающие напирали на то, что покойный за столом не чавкал, а для вытирания носа пользовался не пальцами, а платком.
Потом набросился подполковник с упреками:
– - Зачем стрелял беспричинно? Ты тут всю округу перебудил.
– - А вы бы что делали, когда б на вас уставилась здоровенная кобра? Наверное, политинформацию бы ей прочитали на арабском: дескать, давайте вместе бороться против гидры империализма, она еще противнее чем вы. Мол, да здравствует свободолюбивые рептилии, которые кусают капиталистов, желающих паразитически выдавить из них весь яд.
По насупившейся физиономии Остапенко я понял, что перегнул и переборщил, поэтому пожаловался на змею.
– - Если бы не напугала меня, а, наоборот, успокоила, тогда бы не стрелял.
Остапенко тоже решил не свирепеть.
– - Ладно, понимаю, Глеб, что ты струхнул, с кем не бывает. Ты ж человек, а не дебил какой-нибудь.
Я заметил, что Дробилин обратил внимание Сандомирского на показания каких-то датчиков и даже высказал недоумение:
– - Похоже, источник МГД-свиста где-то рядом, чуть ли не в машине, из-за этого каустика размытая.
– - Может, фонит какая-нибудь электрическая схема?
– - Вряд ли, Роберт Юрьевич... ага, почетче стало. По параболическому распределению спектра скорее напоминает группу матриц А678. Неужели они метантропные?
– - Главное, чтобы не интерферировали с теми метантропами, которых мы раздражаем своими векторами.
По ходу таинственного разговора Сандомирский с Дробилины мельком, но не сговариваясь, глянули в мою сторону, а в точке между моих глаз что-то словно откликнулось и шевельнулось. Неожиданно отреагировал и Серега:
– - Да, наверное, болотный дух вселился в товарища майора, оттого-то товарищ майор такой водяной цирк и показывал.
Мне почему-то захотелось обмыслить, какой процент глупости содержится в словах Колесникова и какова доля его прозорливости. Но пока что текучка отвлекла меня от тяжких размышлений, вредных для мозга. Мы выехали на что-то вроде затопленного рисового поля, по которому плелся классово близкий феллах вслед за тягловой живой машиной типа "бык".
Надо было пообщаться, и я высунул любознательную голову из люка.
– - Мир тебе, почтенный, не видел ли ты поблизости еще каких-нибудь чужих людей. Больших, рыжих, голубоглазых?
Крестьянин указал палочкой, которой он пытался погонять быка, в сторону зарослей.
– - Там деревня, господин, и туда, когда солнце стояло повыше, проехало... один... два... три железные машины с красными полумесяцами. Каждая чуть меньше вашей. В них сидели неверные, которые возят болезни... Зачем Аллах нахмурился и отвернулся от нас?
– - Не беспокойся, ничто не совершается, кроме того, что повелел Он,-- откликнулся я успокоительной цитатой на горестное вздыхание селянина.
– - На, лови сигареты, приятель, твоя добродетельная речь достойна вознаграждения,-- подполковник швырнул перетрудившемуся человеку пачку "Кэмела", в ответ получив: "Благослови тебя Аллах!"
Дрогнувшая щека Остапенко выказала одобрение. Наверное, оттого, что темный "сын земли" принял людей, явно похожих на врачей, за гнусных разносчиков всяких хворей. Но вслух подполковник никак не выразился.
Вездеход остался в этих зарослях, и поскольку америкосы вели себя на радиволнах тихо, мы с Остапенко отправились дальше пешим скрытым ходом. В итоге, он скромно затаился у корней какого-то дерева, а я устроился "этажом" выше, на правах листика в кроне, откуда все окрестности хорошо просматривались в бинокль.
– - Ну, что там, Глеб?-- стал выспрашивать нетерпеливый подполковник.
– - Три джипа на деревенской площади, "Паджеро" и "лендроверы". Юркие детишки вокруг. Раньше бы они ковыряли борта, карабкались на крышу, а теперь держатся на расстоянии. Индюк какой-то старый, тоже абориген, отгоняет их еще подальше. Надо же, слушаются.
Ага, вижу, как один американец выходит из дверей весьма приличного дома -- там, наверное, обитает местный командир...
А затем я наблюдал, как между домов появляются напряженно жестикулирующие и злобно выглядящие люди. Какую-то непритязательную постройку сарайного типа резво покидают двое американцев в белых халатах, с трудом сохраняя достоинство в движениях. Следом высыпает несколько женщин с ребетней -- и наутек. Доктора, похоже, вели прием, и что-то сорвалось.