Волшебная нить
Шрифт:
Катя глубоко вздохнула и поморгала глазами, стряхивая набежавшую слезу. Она вспомнила, зачем пришла, и раздвинула занавеси, впуская скудный свет короткого дня. Широкий стол, покрытый сукном, был пуст, если не считать бронзовой чернильницы да фарфорового китайца, качающего головой. Поспешно осмотрев ящики стола, Катя кинулась к большому старинному бюро из палисандрового дерева, кое-где украшенному искусной инкрустацией. Открывая один за другим ящички для бумаги и разных письменных мелочей, она не находила того, что искала - писем Левушки Бронского. Лихорадочно перебирая безделушки, сургучи и печатки, она добралась до последнего ящика, но и там не обнаружила искомое.
Однако Катя отметила, что ни деньги, ни ценные бумаги ей не попались под руку, и это было весьма подозрительно. Положительно, у дяди имелся тайник! Девушка прилежно обследовала стены кабинета, заглянула за картины, но ничего не нашла.
С улицы вдруг донесся непонятный шум, затем явственно послышался звон упряжи и звук приближающегося экипажа. Катя в отчаянии заметалась по кабинету. И тотчас в сознании ее вспышкой мелькнула картина: отец нажимает потайную пружину, скрытую за ложными ящиками, и внезапно поднимается консольная доска, открывая секретную часть бюро.
Пальцы девушки пробежались по внутренней поверхности ложного ящика и - о радость!
– наткнулись на тайный рычажок. Тут дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась бледная как смерть Настя.
– Барышня, беда: барин воротился!
– выдохнула она.
– Отчего так скоро?
– удивилась Катя, и не думая сдаваться.
Рычажок под нажимом подался в сторону, и на глазах у изумленной Насти консольная доска уплыла вверх, и открылся ряд потайных ящиков.
– Надобно уходить!
– стонала Настя.
– Ох, матушки мои, горе!
– Задержи его!
– коротко приказала Катя и сунулась к ящикам.
Горничная махнула рукой и выскочила за дверь. Катя лихорадочно перебирала бумаги и, едва взглянув, швыряла обратно. Шкатулку с деньгами она трогать не стала. И вот остался всего один ящичек, самый дальний. Девица потянулась к нему, но в дверь опять просунулась Настя.
– Барышня, уж вошли, скоро здесь будут!
– еле выговорила она. Видя, что ее слова не возымели действия, Настя перекрестилась и вновь кинулась за дверь.
Между тем Катя доставала ворохи бумаг и, бегло проглядывая их, совала обратно. Сердце ее вздрогнуло: она узнала на одном из конвертов Левушкин почерк. Это были письма Бронского!
– Вот они!
– воскликнула Катя шепотом, не удержав восторга.
Дрожа от нетерпения, девица торопливо отбирала дорогие грамотки, когда Настя ворвалась в кабинет и потащила ее вон.
– Идут! Сюда идут!
– сдавленно шипела она в ухо Кате.
– Постой, нужно закрыть!
– оттолкнула ее барышня и, спрятав письма на груди, она молниеносно задвинула ящики и нажатием рычага опустила доску.
Девицы едва успели улизнуть под самым носом Василия Федоровича, который с озабоченным лицом решительно шагал мимо гостиной к кабинету.
30.
Над обитателями денисьевского дома нависла гроза. Марья Алексеевна ничего не понимала. Василий Федорович неожиданно вернулся, не доехав до города, и тотчас скрылся в своем кабинете. Никто не рискнул спросить его, что послужило причиной столь внезапного возвращения. Василий Федорович не выходил из кабинета довольно долго. Марья Алексеевна прислушивалась к доносившимся звукам и недоумевающе переглядывалась с нянькой Василисой. В кабинете Норова словно боролся кто: возня, грохот выдвигаемых ящиков, глухой стук тяжелых предметов, падающих на ковер. Марья Алексеевна уж было решила удалиться к себе, чтобы не попасться под горячую руку, когда Норов ворвался в гостиную. Лицо его было перекошено от гнева.
– Кто входил в кабинет в мое отсутствие?
– вопросил он, не сказав ни слова приветствия.
– Да кто ж, батюшка? Только девки мыли...
– испуганно отозвалась Василиса.
– Что девки!
– отмахнулся Василий Федорович.
– Где Катерина Андреевна? Она заходила в кабинет?
– Побойся Бога, батюшка!
– вступилась нянька за барышню.
– С завтрака лежит у себя, спит. Сказывает, бессонницей маялась всю ночь.
– Вы мне отвечаете за это?
– Василий Федорович пристально глядел то на одну, то на другую женщину.
– Как Бог свят!
– перекрестилась Василиса.
– А ты потерял что, батюшка?
Норов не ответил. Он метался из угла в угол, кусая губы и ломая пальцы. Наконец, остановился посреди гостиной и приказал:
– Зовите девок, какие мыли!
Василиса проворно метнулась в девичью и вскоре вернулась с трясущимися от страха "преступницами". За ними и Настя увязалась. Василий Федорович учинил форменный допрос. Девушки не понимали, чего он хочет, и принимались плакать, на что Норов еще более сердился. И мудрено было понять, как скоро барин прямо не говорил, чего ему надобно. Он расспрашивал с дотошностью, где что стояло и лежало, когда девушки вошли, трогали ль он предметы, открывали ль шкафы, выдвигали ящики.
– Да ты скажи, батюшка, чего ищешь-то, авось вспомнят!
– рассудила нянька, однако Василий Федорович даже не взглянул в ее сторону.
– По вашей милости я лишаюсь выгодного предложения!
– прошипел он, глядя отчего-то на Марью Алексеевну. И, забывшись, заговорил вслух с самим собой: - Все уж было готово, осталась такая малость. И как я мог забыть!
Девок отпустили, так ничего и не добившись. Норов уже никуда не поехал в этот день. Он был зол и мрачен, кричал и брызгал слюной по малейшему поводу. По всем признакам у него была истерика. За вечерним чаем он с подозрением смотрел на Марью Алексеевну, но молчал. Не чувствуя за собой вины, дама лишь пожимала плечами.
Катя и к чаю не вышла. Сказавшись больной, сидела взаперти. В столовую явилась Настя и заботливо собрала на поднос молочник, сахарницу, корзинку с сухарями, налила из самовара чаю в любимую Катину чашку и понесла все это наверх. Василий Федорович проводил ее тяжелым взглядом, с его уст готова была слететь очередная пакость, но он с видимым усилием сдержался.
– Ну, что там?
– шепотом спросила Катя у горничной, едва та вошла.
Настя торопливо опустила поднос на столик и замахала руками: