Волшебная нить
Шрифт:
Однако Наташа не дала ему докончить.
– Я согласна, - коротко ответила она.
– Вот и славно!
– обрадовался Игнатий Ильич.
– С приданым не обижу, дом, почитай, для вас готов. Однако как же служба?
Пашков несколько смешался, но ответил спокойно, с твердой решимостью:
– Мы будем жить в Петербурге.
5.
– Как в Петербурге?
– вскричала Катя.
– Ты уезжаешь в Петербург?
– Не теперь, не теперь, Катя. Помилуй, мы еще не обвенчаны, - Наташа рассмеялась.
– До свадьбы еще жить и жить....
– Петербург... Петербург...
– лихорадочно бормотала Катя, и Наташа подумала было, что девица не в себе.
– Да что с тобой, Катя? Мне самой невесело думать, что брошу дом, детей, тебя, оставлю маменьку без помощи, но что делать? Алексею Николаевичу надобно служить...
Кате сделалось совестно. Она думала о своем, тогда как Наташа переживала скорую разлуку с родным домом.
– Как хорошо, Наташа, как хорошо все складывается! Я рада за тебя, - поспешила она ободрить подругу.
– Однако ты будешь навещать нас?
– Непременно!
– снова засмеялась Наташа.
– За дом я не боюсь: Соня уж подросла мне на смену. Вот только как оставить тебя, подруженьку?
Она обняла и чмокнула Катю в щечку.
– Как славно было б, выйди ты замуж в Петербург! Скажем, за молоденького Бронского, а?
Катя повесила голову. Тут вдруг Наташа подскочила как ужаленная.
– Батюшки-светы! Забыла!
Она кинулась искать свой мешочек, который бросила в сторону, едва вошла в Катину светелку.
– А где теперь твой жених?
– спросила Катя, думая о своем.
– Так уехал же в Петербург!
– рассеянно ответила Наташа, шаря в мешочке.
– И ты не скучаешь?
– удивилась Катя.
– Ты довольна и весела.
Наташа пожала плечами:
– Отчего ж не скучаю, скучаю. Однако страдать не из чего, скоро свидимся.
"Странно, - подумала Катя.
– Для нее разлука в несколько месяцев - не страдание. Никаких тебе страстей, мук, дрожи. Отчего же у меня все так мучительно?"
Наташа, наконец, нашла, что искала. Это было письмо.
– Как я могла забыть!
– возмущалась Наташа.
– Подлинно говорят, девичья память. Давеча получила из Петербурга от Нины Львовой. Пишет про Левушку Бронского, поверишь ли?
Катя вздрогнула. Сердце заныло от дурного предчувствия.
– Читай же, - пролепетала она, обмирая.
Нина Львова сообщала бывшей соседке о скором венчании своем с Мишелем Олениным и среди прочего обмолвилась: "В свете только и разговоров, что о ссоре князя Шеншина с юным Бронским. Сказывают, дело идет к дуэли. И все из-за этой несносной кокетки графини Забельской. Только, Христа ради, не проговорись об этом отцу. Дойдет до старшего Бронского, беды не оберешься. Доподлинно ничего неизвестно, а репутация человека может пострадать". Далее Катя не слушала. Вернее, слушала, но не слышала. Свет померк в ее глазах.
"Графиня Забельская, - звучало в ее голове.
– Левушка дерется на дуэли из-за какой-то графини Забельской!"
– Что с тобой, Катя? Ты так побледнела!
– Наташа пошарила на комоде и, найдя старенький веер, взялась обмахивать им подругу.
Катя холодно отстранилась. Кажется, только теперь Наташа все поняла.
– Господи! Да ты до сих пор...
– пробормотала она в раскаянии.
– Прости меня, душенька, прости, дуру набитую. Я ведь грешным делом думала, что ты давно забыла его!
Катя упорно молчала. Да понимала ли она, что говорит перепуганная Наташа? А та набрасывала уже на Катю ротонду, завязывала шляпку и тянула куда-то.
– Пойдем прогуляемся, на тебе лица нет, - сквозь шум в голове разобрала несчастная девица.
– На воздух, на воздух!
Настя, сидевшая на стульчике возле дверей, с удивлением воззрилась на барышень. Наташа распорядилась:
– Принеси мне одеться!
Горничная понеслась исполнять. Девицы спустились в сад и стали ходить по сырым дорожкам. Наташа не смела нарушить молчание, кляня себя за эгоизм и самодовольство. Катя же силилась справиться с болью, которая обрушилась на нее так внезапно. Как могла она поверить, что мужчина способен любить в разлуке и хранить верность? Она, прочитавшая столько книг о коварстве мужчин? Как могла подумать, что они вообще способны любить? Как будто наваждение наслал на нее кто-то. И вот доверилась первому, кто оказался у ее ног!
Сердце болело и ныло, а тело не желало подчиняться, ослабело, как во время тяжкой болезни. Катя еле передвигала ноги. Сад казался ей голым и неприютным, дом - старым и разрушенным, и весь мир - пустым и бездушным... Она не вынесла молчания и рассказала Наташе о Левушкиных письмах, о своих подозрениях.
– Да полно, Катя! Что случилось?
– заговорила Наташа, для которой молчание было еще большей пыткой.
– Отчего ты сразу думаешь худое? Выходит, ты не веришь Левушке, а веришь слухам? Мы ничего не знаем, что там делается в Петербурге! Я напишу Нине и все подробно расспрошу. Увидишь, все окажется не так, как тебе представляется!
Катя с трудом произнесла:
– Не бывает дыма без огня.
– И что?
– возразила Наташа.
– Может, эта графинька сама распускает слухи. Мне сказывали, в свете и такое случается.
Катя остановилась и внимательно посмотрела на нее.
– Но дуэль - это не шутки. Ради человека, который тебе безразличен, не станешь бросать вызов, - внятно произнесла она.
Наташа сокрушенно вздохнула:
– Душенька, что мы знаем? Была дуэль, не было? Слухи, только слухи!
Наташе не удалось разубедить Катю, однако та несколько ожила. Ей так не хотелось расставаться с надеждой! Они еще долго бродили по дорожкам, покуда холодный ветер не погнал их домой. А там уж и обед был накрыт.
Ради гостьи кухарка расстаралась, приготовила курник, поросенка с кашей и малиновое желе. Василий Федорович, хоть и ел с отменным аппетитом, не преминул укорить Марью Алексеевну за расточительство. Марья Алексеевна же и ухом не повела. Ее заботила бледность Кати и унылый вид всегда веселой Наташи.
– Между вами словно черная кошка пробежала, - негромко обратилась она к Кате.
– Уж не поссорились ли вы?
– Нет, маменька, и не думали, - коротко ответила Катя, не поднимая глаз от тарелки.