Волшебная палитра любви
Шрифт:
– Что-то не увязывается в ваших словах, дамы, – встал на защиту друга Кароль. – То вы говорите об исключительных внешних данных, а то – что ему еще надо как следует постараться, чтобы заманить девушку в ближайшую кофейню!
На него замахали руками.
– В общем, если вы не сговорились до того, как прийти сюда, и не выдаете вашу версию за чистую правду, то что-то такое с нашим Эдмундом приключилось, – лукаво прищурилась Эрика.
– Да, его не узнать, – подхватила Яночка. – Если верить слухам, даже кисти с красками
– Ну, это ненадолго, – отозвался Эдмунд. – Пора снова приступать к работе. Но, наверное, уже не здесь, а дома, в Варшаве.
– Собираешься уехать? – спросил Кароль.
– Не сегодня, конечно… Но – да, наверное. Пора и честь знать.
– Ты нам нисколечко не надоел! – горячо заверила Эрика.
– Спасибо, конечно. Но все равно мне нужно домой. Проверить, как там идут дела. Отдать некоторые картины. Само собой, если позовете в гости, я непременно приеду еще. Прага – волшебный город, я это всегда знал, а когда очутился тут – сразу почувствовал. Вам повезло, что вы тут живете.
– Да, но волшебства не чувствуешь, когда находишься тут постоянно, – возразил Людвиг.
Эдмунд не стал спорить.
– Вам виднее.
– Да просто интересно побывать и в других странах, попутешествовать, – объяснила Яночка. – Как вот ты, Эдмунд. Ты же много где побывал.
– Да… но был ли я там?
Похоже, только Мередит поняла, что Эдмунд хотел этим сказать.
Яночка с недоумением посмотрела на него, но уточнить, что он имел в виду, не успела.
Эрика спросила Мередит:
– А вы ведь тоже путешествуете, не так ли? Эдмунд говорил, вы вроде из Австралии?
– Да, Сидней, – кивнула Мередит.
– Наверное, там очень красиво.
– Да, неплохо.
– Океан и все такое.
– И серфингисты под боком, – засмеялась Мередит.
– И кенгуру? И коалы?
– В зоопарке сколько угодно.
– А вы сами чем занимаетесь? Эдмунд толком так и не рассказал. Вы, наверное, модель? Здесь на натурных съемках? – поинтересовался Людвиг.
У Мередит в очередной раз побежали мурашки по спине. Опять задаются вопросы, на которые она так и не придумала, что можно и что стоит отвечать. А врать ей почему-то не хотелось. В своей жизни она избегала лжи там, где ее можно было избежать.
– Я… я недавно оставила работу, – неохотно сказала она. – Сейчас отдыхаю и думаю, что делать дальше. Пока не придумала, чем буду заниматься в будущем.
Людвиг не отставал.
– Но у вас наверняка уже есть какие-то идеи и замыслы? Что вы любите, чем увлекаетесь?
С грохотом упавшая из-под руки Эдмунда крохотная кофейная чашечка раскололась на несколько частей, осколки разлетелись между ножками стульев и закатились под стол…
– Эрика, прости! Я знаю, это коллекционный фарфор. Я обязательно найду в городе что-то похожее, я подберу… Какой я сегодня неуклюжий.
– Брось, ничего страшного. И вовсе это не коллекционный фарфор.
– Ну все равно. Обязательно возмещу.
– Не говори ерунды. Еще не хватало бегать по городу в поисках единственной чашки. Лучше оставь нам на память какой-нибудь яркий пейзаж, нарисуй и оставь.
– Я, конечно, постараюсь. Если успею. Думаю, у меня есть еще неделя. А потом я вернусь в Польшу.
– А вы, Мередит? Вы тоже скоро возвращаетесь в Сидней?
– Я об этом еще не думала, – призналась Мередит. – Честно говоря…
– Честно говоря, мы уже порядком устали, – заявил громко Людвиг и начал отодвигаться от стола вместе со стулом. – И вообще, утром лучше думать о дальнейших планах, нежели тогда, когда засыпаешь после вкусного жаркого.
Мередит подошла к Эрике.
– Я помогу убрать со стола? – полувопросительно сказала она.
– Еще чего не хватало, – решительно запротестовала та. – Гостям в моем доме убирать со стола – никогда!
– Просто она боится, что ты, Мередит, вслед за мной перебьешь вторую половину посуды. Вернее, то, что от нее еще осталось.
– Не наговаривай на себя, – возмутилась Эрика, – одна чашка – это еще не вся посуда в доме!
Мередит с удовольствием наблюдала за ними.
Если не считать своего смущения от чуточку нетактичных расспросов Людвига о ее любимых занятиях, она получила море удовольствия от этого дружеского обеда.
Практически незнакомые люди приняли ее как свою. Только из-за Эдмунда или из-за нее самой тоже?
Как бы то ни было, тут она получила больше тепла, чем на любом из званых ужинов и многочисленных приемов, которые она посещала с Рональдом.
Да, там было больше роскоши и блеска. Блеска – но не тепла.
При всем уважении к своей близкой и, пожалуй, единственной подруге Элинор, притом что Мередит нуждалась в ней, такого тепла в общении у них не было никогда. Что тому виной – холодность и прагматичность подруги или же то, что они никогда не задавались целью создать доверительную связь, Мередит не знала.
Она даже не представляла, как изголодалась по такому вот простому, непринужденному общению, дружескому поддразниванию.
Вернее, не так. Как можно изголодаться по тому, чего у тебя на самом деле никогда не было?
Как можно чувствовать отсутствие того, чего никогда не знал и не испытывал?
Оказывается, можно…
Мередит и Эдмунд снова поднялись по лесенке наверх, в мансарду. Усевшись на тахте, она принялась рассматривать многочисленные рисунки.
Как и рассказывал ей Эдмунд, в основном это были пейзажи. Виды площадей, набережных, ратуши, костелы и часовни, брусчатка мостовых, шпили высоких зданий – в красках и пастели, даже в восковых мелках.