Волшебная палочка

Солоухин Владимир Алексеевич

Таких заранее задуманных стихотворений у меня меньшинство. Могу сказать даже — единицы. Их так мало, что помню, как они зарождались. Однажды я позавтракал магазинной едой: колбаса, маслины, какая-то копченая рыба. Встав из-за стола, сказал жене «спасибо». Жена усмехнулась: «Меня-то за что благодарить. Сама я ничего не готовила, только подала на стол». Тотчас все у меня сформировалось в готовую стихотворную ситуацию. Я написал стихотворение «Благодарность».

Окончен завтрак. Вилку отложив, Ты говоришь жене своей спасибо, Иль матери спасибо говоришь, Иль другу, накормившему тебя. Но почему не скажешь ты спасибо Крестьянину с тяжелыми руками…

и так далее. Длинное стихотворение, где и краболовы, и греческие крестьяне (поскольку маслины). Конец додумался в процессе работы. От случая нужно было выйти на обобщение. Все это сознательно, рационально, от головы.

Однажды мы сидели

в ресторане «Клязьма» с владимирским писателем Сергеем Васильевичем Лариным. Разговаривали о нашей природе, о рыбной ловле, охоте.

— Самая сладкая дичь — мелкая, — убеждал меня Сергей Васильевич.

— То есть?

— Дрозды, жаворонки, скворцы.

— Да неужели поднимется рука на жаворонка или скворца?

— Я не стрелял. Но есть люди, которые специально охотятся на скворцов. И я их не осуждаю. Мы скворешни делаем? Делаем. Размножаться им помогаем? Помогаем. А они от нас же улетают в теплые края, где их заготовляют тоннами. Ты представляешь — тонна скворцов!

— Не может быть!

— Мой приятель, капитан дальнего плаванья, бывал в Австралии. Там специальные капроновые сети. И вот — тонна скворцов. Отправляют в Европу разным королям, королевам к столу.

Так резко прозвучали для меня эти наши гостеприимные скворечни, эта радость от прилета скворцов и эти капроновые сети и косточки, хрустящие на зубах, что я записал это как тему будущего стихотворения.

Сел я за него много месяцев спустя, подслушав в себе ответствующее настроение. Стихотворение так и называлось «О скворцах». Начало такое:

Скоро кончится белая вьюга, Потекут голубые ручьи. Все скворечники в сторону юга Навострили оконца свои. В силу древних обычаев здешних Мы жилища готовим певцам. За морями родные скворечни Обязательно снятся скворцам.

Я ничего не говорю, это не бог весть что. Но такое стихотворение я начал именно так. Другой начал бы иначе. Третьему, может быть, вообще не пришло бы в голову писать об этом стихи. Значит, могу ли я подсказать другому человеку, как нужно начинать, как нужно писать стихи о скворцах? Никогда. Сколько поэтов, столько и начал, столько и разных стихотворений.

У меня есть два-три случая, когда потом у других поэтов находил стихи, точь-в-точь похожие по главной мысли, а иногда и по конструкции на стихотворение, сочиненное мной. Точнее мои стихи оказывались похожими на их стихотворения, только я узнавал об этом задним числом. Значит, и они в свою очередь с удивлением читали мои стихи, поражались совпадению или, кто знает, подозревали, что я, как говорится, позаимствовал. Но в том-то и дело, что я ни разу ничего не заимствовал. Очевидно, существуют поэтические, стихотворные ситуации, которые могут самостоятельно формироваться в сознании у двух разных поэтов. Я говорю об этом для того, чтобы показать на примере, как одна и та же мысль по-разному воплощается в двух разных стихотворениях.

Стихотворение «Благодарность», из которого я выписал выше несколько строк, я однажды стал читать перед камерой телевидения. Рядом со мной сидел Степан Щипачев. Я видел, пока читал, как у маститого поэта все выше, все удивленнее поднимаются брови. Ему дали слово после меня. Он стал читать, и теперь не было конца моему удивлению. Стихи в чем-то основном были настолько похожи, что не удивляться было нельзя. Пожалуй, я выпишу оба стихотворения, чтобы читатели сами смогли обо всем судить. Такие случаи, надо полагать, не очень часты, если нет настоящего злонамеренного плагиата. Но воруют чаще всего не общую ситуацию, а готовое сочетание слов, а то и целое готовое стихотворение. Вот эти два стихотворения, о которых идет речь:

БЛАГОДАРНОСТЬ

Окончен завтрак. Вилку отложив, Ты говоришь жене своей спасибо, Иль матери спасибо говоришь, Иль другу, накормившему тебя. Но почему не скажешь ты спасибо Крестьянину с тяжелыми руками, Измазанными жирным черноземом, Исколотыми спелою соломой, Взрастившими высокие хлеба? Но почему не скажешь ты спасибо Рабочему с тяжелыми руками, Чья сталь в печах бушует и клокочет, Лицо, как вспышки молний, озаряя, Чья сталь косой становится звенящей, И лемехом для тракторного плуга, И тем ножом, наточенным отменно, Которым хлеб нарезали к столу? Как нежен на столе твоем горошек! Еще нежней, чем розовые крабы, Что на одной тарелке с ним лежат. Так почему ж не скажешь ты спасибо Суровым красноруким краболовам, Морская соль их руки разъедает, От брызг и ветра лица продубели… Ну чем еще ты завтракал сейчас? Вон вижу я на блюдечке маслины, Что выросли в краю, где белый камень Под

солнцем раскаляется полдневным, И черной нет земли, И мягкой нет травы, Но только камень белый, на котором Оливковое дерево растет, Даря плоды, Да полно, неужели Оно само взрастает на камнях! Так почему ж не скажешь ты спасибо Албанским или греческим крестьянам, Чей труд теперь твой завтрак усладил? Их армия бесчисленная, тех, Кому ты должен каждую минуту Быть благодарным, Армия людей, Овец пасущих, Ткани создающих, Тебе дающих пищу и тепло. Кирпич и мех, Бумага и чернила, Табак и спички, Масло и вино, И рюмка для вина, И шкаф для этой рюмки, И все, к чему рука ни прикоснется,— Все сделано умелыми, простыми, Бесчисленными добрыми людьми. Одно тут важно знать, что в ту минуту, Когда ты хлеб жуешь, иль ешь маслины, Или чернила в ручку набираешь, Иль просто свет включаешь у себя, Что где-нибудь в Сибири иль в Египте, В столице шумной иль на полустанке, В избе крестьянской или на заводе, Что где-нибудь за труд, Тобой свершенный, Тебе Спасибо люди говорят. Тогда живи спокойно. Ешь, что хочешь. И на трамвае езди, и на лыжах. Тогда ты равен в нашем общежитье, И самые позорные слова — Бездельник, Паразит И тунеядец, — Они, мой друг, совсем не про тебя!

А теперь — Степан Щипачев:

ЗАСТОЛЬНОЕ СЛОВО

Кто там скатерть залил вином? Что ж, на то и вино, чтоб литься. За дубовым круглым столом Пусть веселье за полночь длится. Пью за дерево, что росло Сотни лет в зеленой дубраве! Пью, столяр, за твое ремесло! Разве я гордиться не вправе Тем, кто этот дубовый стол Золотыми руками сделал? Кто в вине понимает толк, Будем пить за труд виноделов; Он не легче любого труда. Винодел не зря озабочен, Чтобы крепло вино года В тьме кромешной тяжелых бочек. Кто трезвее, и те не соврут — Мы, конечно, еще не пьяны. Стеклодувы, ваш тонкий труд Разве может быть не упомянут! Под стаканами скатерть бела, От нее холодок под руками, Эту скатерть ткачиха ткала, Сорока управляя станками. Чтобы белый хлеб и ржаной Свежей горкой лежал на блюде, В грязь весеннюю, в летний зной Пот с лица вытирали люди. Мы и сами, сказать могу, Из того же сделаны теста, И бездельнику в нашем кругу За столом не найдется места!

В этих двух стихотворениях почти нет одинаковых, и там и тут повторяющихся слов. Их всего, может, несколько, если не считать местоимения и союзы: вино, руки, стол, бездельник. Стихи написаны по-разному, с разным темпераментом. Но зато у них общая стихотворная ситуация. Впрочем, и то и другое стихотворение достаточно рациональны. Они рождены от толчка мысли, а не от смутного ощущения, которое только потом сформировывается в явственное чувство и оплодотворяется мыслью.

У меня есть в запасе и более удивительный случай. Гуляя вечером по лесу, я обратил внимание на то, что сосны-гиганты своими подножьями находятся вместе со мной в темноте, затоплены тенью, тогда как их зеленые хвойные вершины все еще купаются в закатных лучах и, значит, все еще видят солнце и закат, что мне теперь недоступно.

Тотчас начало складываться стихотворение, еще без четкой мысли. Мысль оформилась в самом конце. Великий человеческий гений, живет вместе с людьми, барахтается в тени, погрязает в житейских неурядицах, но в то же время обладает таким кругозором, который недоступен людям, окружающим его. Правда, я тут же отбросил последнее четверостишие, именно с выходом на гения, на великого человека, потому что излишняя конкретизация, излишнее разжевывание никогда еще не шло на пользу стихам. Пока я шел из леса домой, стихотворение было готово.