Волшебная сказка Нью-Йорка
Шрифт:
— Не страшно. Я лишена предрассудков. Да и вряд ли вы от меня ожидали иного.
Кристиан стоит, расстегивая штаны. Мисс Мускус отворачивается. Откашливается, вновь выдвигая ящики и укладывая в них непригодившуюся обувь. Подол рубашки Корнелиуса красивыми складками драпирует торчащий орган. Мисс Мускус берет протянутые ей брюки. Глядя мне прямо в глаза. Кожа ее покрыта персиковым пушком. Мой голый и твердый долдон не покрыт ничем.
— Мисс Мускус, мне хочется от души поблагодарить вас за все, что вы для меня делаете.
— Всегда к вашим услугам.
— Сколько я понимаю, вам очень нравится ваша работа.
— Да, нравится. Здесь так интересно. И так почетно работать с великим человеком вроде мистера Вайна.
Мисс Мускус раскладывает приделанную к стене гладильную доску. Втыкает вилку в две маленьких дырочки. Укладывает и расправляет брючины. Снимает с руки золотой браслет. Спрыскивает тряпочку водой из бутылки.
— А что вы делали перед тем, как заняться погребальным бизнесом.
— Пыталась стать манекенщицей. Но, видимо, у меня недостаточно красивая внешность. Мне всюду говорили, что с фигурой у меня все в порядке, а вот лицо подвело. И я вернулась в школу, чтобы закончить учебу.
— По-моему, вы очень красивая.
— Ну, не знаю, спасибо.
— Вы увлекались спортом.
— Да, очень. Я больше всего успевала по основам гражданственности и физкультуре. Была капитаном болельщиков, потом маршировала с оркестром. Выиграла чемпионат Бронкса по упражнениям с жезлом и ежегодный кубок, учрежденный мистером Вайном.
— Подумать только.
— И он предложил мне работу. С тех пор я ни разу об этом не пожалела. Здесь можно встретить таких известных людей. Вот прямо сейчас в третьем покое лежит усопший, которого убила жена, ударила доской по голове. О них во всех газетах писали, в ней всего весу было девяносто восемь фунтов, а в муже целых двести. Просто чудо, как ей это удалось. А во втором покое, рядом с часовней, мальчик, которого убила та банда. Хорошего воспитания, из хорошей семьи. Они кололи его ножами, пока он не умер. И в лицо, и в тело. Двадцать две колотых раны. Мистер Вайн сам готовил его. Я вам потом покажу, он просто восхитительно выглядит. Даже и не найдешь, куда его ткнули. Ну вот, теперь вашим брюкам надо с минуту посохнуть.
Мисс Мускус вешает штаны Кристиана на козлы для гроба. Надевает браслет. Поворачивается ко мне лицом. Я сижу, подол рубашки торчит. Точь в точь ее носик. Плечи ее чуть сутулятся. Когда она проходит мимо, чтобы запереть еще одну дверь, ту, что у нас за спиной.
— Мне не хочется, чтобы кто-нибудь вошел сюда, мистер Кристиан, пока вы в таком виде. Люди могут легко прийти к неправильным выводам. Если войдут. У нас сегодня такая суета и беготня.
— Мисс Мускус, могу я вас кое о чем попросить.
— О, разумеется.
— Я надеюсь, вы не обидитесь.
— Не обижусь.
— Вы не могли бы дотронуться до меня.
— Вот так просьба. То есть я, конечно, не то чтобы обижаюсь, но как-то не понимаю, что вам ответить.
— Вы хотите сказать, что не дотронетесь.
— Мы же все-таки на работе. И вообще это как-то нахально с вашей стороны. Кроме всего прочего, я вас почти не знаю.
— Это помогло бы вам узнать меня лучше.
— Видите ли, я не из тех, кто возбуждается по малейшему поводу.
— Я просил всего лишь о трогательном дружеском жесте.
— Уж больно вы шустрый. С чего вы вообще взяли, что я занимаюсь такими делами.
— Какими.
— Ну вот этими, трогаю.
— А вы не занимаетесь.
— По-моему, это касается только меня.
— Речь шла всего лишь о маленькой ласке, для препровождения времени, пока подсыхают брюки.
— Мне кажется, что вам не следовало позволять себе подобную фамильярность, мистер Кристиан, тем более в таком костюме, как ваш. Я знаю, есть девушки, которые ведут себя развязно, только я не из них, хоть у меня и широкие взгляды. Но я на вас не обиделась.
— Тогда не стойте так далеко от меня.
— Милость господня, приходится. У меня еще работы по горло.
— Я все любуюсь вашими пальцами. Они так изящно сужаются к ногтям. И этот мягкий персиковый пушок. Он у вас и на предплечьях тоже, и на лице, не так ли. Прошу вас, можно мне. Просто потереться об него. Прошу вас.
— Обыкновенные волоски и ничего больше.
— Прошу вас. Подойдите поближе.
— Вы меня даже еще никуда не пригласили.
— Я только и мечтаю куда-нибудь вас пригласить. Ну, подойдите же. Всего одно прикосновение.
— Я помолвлена и скоро выйду замуж.
— Он тоже похоронщик.
— Нет, он продавец. И знаете, мне кажется, вы только притворяетесь таким наглецом. Вы совсем не похожи на людей подобного рода.
— Мисс Мускус, я теперь один в этом мире. И такие вот шаловливые нежности, чистые и безгрешные, часто бывают способны вырвать меня из объятий уныния, в которое я порой погружаюсь.
— Милость господня, я сожалею, конечно, что вы такой одинокий, но любой человек временами впадает в уныние. Не всякому же сразу дается все, чего он желает. Вы меня просто удивили. Не ожидала от вас, вы такой образованный, приехали из Европы. И вообще это непорядочно, приплетать сюда вашу жену. Она была одной из самых красивых усопших, какие к нам когда-либо поступали. Простите. Но так мне кажется. Вот, пожалуйста, вы уже можете надеть брюки.
— Весь этот город против меня.
— И вовсе нет. Вовсе нет, если вы не жалеете сил. И пожалуйста, не думайте, будто я не оценила того, что вы мне сказали. Я бы с удовольствием вас потрогала, если бы мы имели время узнать друг друга получше. Мистер Вайн говорит, что вы очень умный. И что вам предстоит долгий путь, но вы доберетесь до самой вершины.
— Да как спрыгну оттуда.
— А вот это цинизм.
— Как ваше имя, мисс Мускус.
— Элейн. Друзья зовут меня Персиком.
— Ах, Персик, может быть вы хотя бы погладите меня по щеке.
— Вы никак не поймете. Мне бы хотелось, чтобы вы сначала как-то справились со смертью вашей жены. А уж потом.
— Уж потом.
— Ну, потом. Потом я не знаю. Милость господня, времени-то. Мне пора за работу.
В отглаженных брюках я наблюдаю, как в похоронное бюро Вайна струйкой втекают школьники, как мисс Мускус разбивает их на пары, которым предстоит до вечера сменяться у гроба. По тихому сигналу звонка. Родственники курят в вестибюле. Чуть повизгивая, открывается и закрывается дверь уборной. Мисс Мускус приносит масленку, я смазываю петли. Она улыбается мне. Отчего мой долбак снова встает. Потом ко мне подходят два мальчика.