Волшебник Колдовского мира
Шрифт:
— Возможно. С нашей точки зрения, — ответил Динзиль. — Их интересы вряд ли противоречат нашим, но они не потерпят никакого нажима. Нам, горцам, доводилось иметь дело с кроганами, и мы знаем — если на них давить, они начнут огрызаться. Поэтому вступить с ними в контакт безусловно нужно, но без нажима и очень аккуратно. После передачи Меча Союза дадим им время собрать свой собственный совет, и не следует выражать недовольство, если они сперва ответят отказом. Борьба только начинается, она будет долгой, и тот, кто на первых порах останется в стороне, может под конец оказаться
Эфутур кивнул в знак согласия, остальные вслед за ним тоже закивали. Я не мог затевать с ними спор: это их земля — им и решать. Но я понимал, что очень недальновидно начинать войну, когда кто-то не определил свою позицию, а значит, в любой момент может стать врагом и ударить в слабое место.
— Итак, мы посылаем Меч Союза кроганам и фасам, обитателям торфяных болот, — подвёл итог Эфутур.
— Если только нам удастся их найти! — иронически заметила Дагона. — От них всего можно ожидать. Зато на тех, кто присутствует здесь, мы можем рассчитывать полностью, верно, господин Динзиль?
Он пожал плечами:
— Кто я такой, чтобы ручаться за других? Конечно, собрать всех, кто поддерживает дружеские отношения, — мера необходимая; сейчас важно, с кем и насколько переплетены наши интересы, хотя, возможно, даже давним друзьям нельзя доверять полностью. Я скажу вот что: все силы, на которые можно рассчитывать, находятся в этой тихой Долине; к ним присоединятся ещё те, кого мы приведём сюда позже. Горы будут с вами. Посылайте миссию в низину.
Не решаясь прибегнуть к мысленному общению с Кайланом и Каттеей здесь, на совете, я с нетерпением ждал его окончания. Не зная, какой Силой или даром владеют присутствующие, я не рискнул мысленно призвать брата и сестру. Вскоре мне представился случай поговорить с Кайланом, когда он сопровождал Хорвана, отправившегося искать место для своего лагеря. Но прежде я оказался рядом с Годгаром, мы разговорились о войне с Карстеиом и выяснили, что в разное время воевали в одном и том же районе гор.
Я неплохо знал таких людей. Это прирождённые воины, из них получаются хорошие командиры, но чаще они исправно служат под началом того, кто пользуется их уважением. Они составляют крепкое ядро всякого войска, ведущего честную войну, а в мирное время чувствуют себя не в своей тарелке, словно утрачивая смысл существования, если меч слишком долго остается в ножнах. Годгар ехал и, будто принюхиваясь, скользил взглядом по сторонам, запоминая ориентиры на местности, как опытный разведчик, привыкший к любым превратностям судьбы.
Облюбовав место для лагеря, Хорван приказал разбить палатки, хотя климат в Долине был такой мягкий, что вполне можно было заночевать под открытым небом. Наконец я подъехал к Кайлану, мы пустили лошадей рядом, и я заговорил с ним о Динзиле.
Начав объяснять, в чём дело, я заметил, что Кайлан хмурится. Я замолчал и пристально посмотрел на него. Затем я прибегнул к мысленному контакту и с удивлением обнаружил — впервые в жизни — его недоверие к моим словам. Я был поражён: брат считал, что я навожу тень на ясный день, пытаюсь посеять раздор…
— Нет, не то, — горячо запротестовал он, в свою очередь уловив мои мысли.
— Но что ты имеешь против этого человека? Что, кроме неясных ощущений? Если он враг, то почему же его пропустили знаки, которые оберегают Долину? Я уверен, она надёжно защищена от всех, кто связан с Великой Тенью.
Но как же он ошибался! Хотя тогда мы об этом не знали.
Чем мог я доказать верность моих подозрений? Что смущало меня? Выражение глаз Динзиля? Это было всего лишь ощущение — но именно такие ощущения служат нам, обыкновенно, последней защитой.
Кайлан улыбнулся мне, его недоумение постепенно прошло, но я уже замкнулся в себе. Как обжёгшийся ребёнок, доверчиво протянувший руку к раскалённым углям, привлечённый их светом и не ожидавший опасности, я теперь смотрел с подозрением на всё вокруг.
— Считай, что ты меня предупредил, — сказал брат, и я понял, что он не верит моим предчувствиям.
В тот вечер был устроен пир, хотя, казалось бы, какое может быть веселье в преддверии войны. Но этикет есть этикет, и, возможно, его соблюдение в такой момент придавало собравшимся уверенности в том, что всё идёт своим чередом. Я до сих пор не поговорил с Каттеей — не решался после неудавшегося разговора с Кайланом. Теперь меня угнетало, что она сидит за столом рядом с Динзилем, и он, улыбаясь, что-то говорит ей, а она улыбается и смеётся в ответ.
— Ты всегда так молчалив, воин с суровым лицом?
Я повернулся и увидел Дагону — ту, что меняла свой прекрасный облик, становясь такой, какой хотел её видеть глядящий на неё человек. Сейчас её волосы были цвета воронова крыла, и на белом лице играл лёгкий румянец, при заходе же солнца волосы казались золотисто-медными и кожа — золотисто-смуглой.
— «Интересно, каково это — быть столь разной?» — спросил я себя.
— Какие думы владеют тобой, премудрый Кимок? — продолжала поддразнивать меня Дагона, и я вышел из оцепенения.
— Невесёлые думы, моя госпожа.
Дагона посерьёзнела, перевела взгляд на кубок, который держала в руках, слегка качнула его, и пурпурная влага плеснула в края.
— Мне кажется, твои думы слишком угнетают тебя.
— Так оно и есть.
Почему я это сказал? Я не привык ни с кем откровенничать — кроме брата и сестры, конечно; ведь мы трое раньше всегда были заодно. Были… А теперь? Я снова взглянул на Каттею, улыбавшуюся Динзилю, и на Кайлана — тот был поглощён беседой с Эфутуром и Хорваном, словно стал между ними связующим звеном.
— Ветка, не цепляйся за листья, — мягко произнесла Дагона. — Наступит час — ветер всё равно сорвёт их и унесёт прочь. Но взамен вырастут новые.
Я понял намёк, зная, что между ней и Кайланом установились особые взаимоотношения, но именно это нисколько меня не задевало. Я был готов и к тому, что когда-нибудь рядом с Каттеей тоже появится близкий человек. Я ничего не имел против того, чтобы Каттея смеялась в этот вечер, и женское кокетство заслоняло в ней и колдунью, и сестру. Но рядом с ней сидел Динзиль!