Волшебник Колдовского мира
Шрифт:
Я обратился не к сестре, а к Дагоне:
— Не сомневайтесь, такое больше не повторится. Это была случайность.
Дагона шагнула вперёд, положила руки мне на плечи и снизу заглянула в мои глаза, поскольку я был выше её. Она ответила мне не мысленно, а вслух — несомненно желая, чтобы её услышали все остальные:
— Скрытое в человеке — сила, воля или дар — проявляется, когда приходит необходимость. Ты получил ответ, и это потрясло всех нас: мы думали, Великие давно покинули эту землю. Но теперь благодаря тебе мы знаем, что нам необходимо считаться с ними, а это очень важно знать. Ты оказал нам сегодня огромную услугу.
Её слова разрядили всеобщее напряжение, и Кайлан спросил, каков результат наших переговоров с кроганами. Узнав о неудаче, он помрачнел; Эфутур, в свою очередь, спросил о фасах.
— Они даже не вышли на свет факелов, — ответила Дагона. — Остаётся только гадать: то ли они решили соблюдать нейтралитет, то ли вступили в союз с врагом.
— Есть и другие вести, — сообщил Кайлан. — Дозорные на вершинах дали сигнал: из-за гор подходит ещё один отряд.
— Надо их встретить и провести сюда, — сказал Эфутур.
— Я уверен, приспешники Тьмы сделают всё, чтобы помешать нам собрать войско.
Я направился к одному из местных бассейнов, чудесным образом восстанавливающих силы, чтобы искупаться и переодеться в лёгкие одежды зелёных. По пути я всюду высматривал Динзиля или кого-нибудь из его сопровождения, но так никого и не увидел. Когда я вышел из воды, появился Кайлан и, сев на скамью, стал наблюдать, как я одеваюсь и застёгиваю золотистые пряжки куртки.
— Что-то Динзиля не видно, — не удержавшись, сказал я.
— Он уехал ещё до рассвета, ему многое нужно сделать, чтобы поднять горцев. Так, что же кроганы?
Брат слишком быстро сменил тему, он явно избегал разговора о Динзиле. Я рассказал ему обо всём, что видел у кроганов.
— Как ты думаешь, они для нас большая потеря? — спросил Кайлан.
— Эфутур говорит, что они могут проникать повсюду, где есть вода. Никакого оружия, кроме жезлов, я у них не видел, но и эти жезлы выглядят устрашающе. А кто поручится, что у кроганов нет другого оружия? Эфутур считает, что они всё ещё соблюдают нейтралитет. Он принял их решение без спора.
Надо сказать, это весьма озадачило меня: насколько я мог судить, у Эфутура был слишком сильный характер, чтобы встречать отпор с такой кротостью.
— Он поступил по обычаю, — сказал Кайлан. — После того, как народы, спасаясь бегством, нашли каждый своё прибежище, в отношениях между собой они всегда избегали взаимного принуждения, да вроде бы и просьб. Каждый шёл своей дорогой и не мешал другому.
— Обычаи теперь никого не спасут, — возразил я и осторожно вернулся к своим расспросам. — А в какую сторону поехал Динзиль? Ты же знаешь меня, Кайлан, — разве стал бы я нагонять на тебя тоску, если бы не был уверен: нам троим грозит какая-то опасность.
Он посмотрел мне в глаза, как до этого — Дагона, и мы перешли на мысленный контакт.
— Я надеюсь, ты мне веришь, Кимок?
— Но ведь ты мне — не веришь?
— Верю и буду настороже, когда он вернётся. Но вот что я скажу тебе, брат, — не пытайся настроить против него сестру, этим ты только оттолкнёшь её.
Я стиснул кулаки, и негнущиеся пальцы побелели.
— Так вот, значит, как… — это был не вопрос, а утверждение.
— Она не скрывает своего расположения к нему. Разубеждать её бесполезно — ты восстановишь её не против него, а против себя. Она очень… изменилась.
Кайлан тоже был растерян и сбит с толку, хотя, и не испытал такой боли, как я час назад, когда Каттея закрыла от меня свои мысли.
— Она незамужняя девушка. Мы же знали, что рано или поздно она посмотрит на какого-нибудь мужчину так, как никогда не смотрела на нас. И мы были к этому готовы… Но этот человек — нет! — я словно произнёс клятву, и Кайлан это понял.
Он медленно покачал головой:
— Здесь мы не властны. Все видят в нём достойного человека, и он ей нравится — это и слепой заметит. Твою неприязнь и она, и другие расценят как ревность. Нужно иметь доказательства.
Он был прав, но иногда слушать правду слишком тяжело. Так было и сейчас.
— Трудно поверить, что ты вызвал кого-то из Великих, и тебе ответили. Нам всегда говорили, что на это способны только посвящённые. Ни один мужчина в Эсткарпе никогда не ступал на эту стезю, и Каттее трудно принять такое. Как же тебе это удалось?
— Я действительно не знаю. Эфутур крикнул, что нас хотят взять в три круга, и мы поскакали, чтобы успеть прорваться.
Я рассказал о словах, принявших вид огненных стрел, и о сокрушительном грохоте, разметавшем всех.
— Когда наша мать давала нам имена, она просила для тебя мудрости, — сказал Кайлан задумчиво. — Похоже, ты действительно знаешь нечто такое…
Я вздохнул:
— Между знанием и мудростью громадная разница, брат. Не путай одно с другим. Я воспользовался знанием и не подумал о последствиях. Конечно, это был глупый поступок…
— Не совсем. Ведь это спасло вас, разве нет? И Дагона права, теперь мы знаем, что некие силы не ушли отсюда, а всё ещё действуют. — Он вытянул перед собой руки, задумчиво разглядывая их. — Большую часть жизни я воевал, но всегда — мечом. Теперь другая война, но я не колдун, и вся моя сила по-прежнему в моих руках, в моём теле, и ни к какой другой я не прибегну.
— И я отныне — тоже!
Он покачал головой:
— Не зарекайся, Кимок. Мы не в силах заглянуть в будущее и вряд ли захотели бы, если б могли, — ведь мы не властны изменить то, чему суждено случиться. Ты сделаешь то, что тебе выпадет, и я тоже, и любой в Эскоре. Мы будем идти к победе или поражению, и каждый сыграет в этом свою собственную предопределённую ему роль.
Я прервал его невесёлые рассуждения:
— Ты же говорил как-то, что тебе приснилось, будто на этой земле снова мир и здесь расселился наш народ, разве не помнишь?