Волшебник в мире
Шрифт:
Стражник указал Бесс на скамью у стены и шепнул:
— Боюсь, девушка, тебе придется подождать. Сначала он должен выслушать других просителей.
— О, конечно, — прошептала в ответ Бесс и уселась на скамью с уверенным видом. Пусть она теперь просто Бесс, однако она так долго пробыла в обличье благородной дамы, что уверенность в себе не покидала ее, невзирая на то что на ней были блузка, лиф и юбка из домотканого холста, а не аристократический наряд.
Стражник вытянулся по струнке и отсалютовал магистрату. Бесс была немного близорука, щуриться ей не хотелось, поэтому она не могла хорошо разглядеть черты лица магистрата, но он показался
Бородатый мужчина говорил довольно долго. Наконец он умолк, чтобы отдышаться, и молодой магистрат устало проговорил:
— Да, фермер, лето и вправду было тяжелое. Твоя дань будет снижена до двенадцати бушелей пшеницы и одного бычка.
Фермер, не веря своим ушам, в изумлении уставился на магистрата, но через пару мгновений заулыбался от радости.
— Но на следующий год, если погода будет благоприятствовать сбору хорошего урожая, тебе придется покрыть недостачу или по крайней мере часть ее, а остальную часть — на будущий год.
Улыбка покинула лицо фермера.
— Писарь, запиши то, что я сказал, — распорядился магистрат.
Писарь, который был вдвое старше магистрата и наверняка помогавший ему освоиться с работой в течение первых лет, кивнул и принялся быстро водить пером по бумаге.
Фермер кашлянул и поклонился.
— Спасибо вам, ваша честь, — сказал он и отошел к столу писаря, на ходу напялив шляпу.
Ожидавшие просители поспешно пересели поближе к столу магистрата. Магистрат сдвинул брови и сказал:
— Стражник Гоуд желает сказать мне о молодой девице, которую он привел. Следующей я выслушаю ее, дабы стражник мог продолжить свой обход.
Просители недовольно зароптали, а Бесс перебралась поближе к возвышению, удивленная и взволнованная.
— Ну, иди же, девушка, он тебя не укусит, — добродушно пошутил стражник, весело сверкнув глазами. — Давай подойдем к нему поближе, ну?
И он проводил Бесс к столу магистрата, не отступая от нее ни на шаг — по крайней мере ей казалось, что он идет за ней по пятам, хотя она и не оборачивалась.
Они остановились на положенном расстоянии от стола магистрата — в четырех футах, и Бесс в изумлении подумала:
«О, да он красив! Или... почти красив».
А магистрат и вправду был довольно хорош собой: темные волосы выбивались из-под судейской шапочки, нос у него был прямой, подбородок сильный, волевой, глаза большие — ну, то есть большие для мужчины. Пожалуй, он был на год или на два моложе Бесс. Она же была несколько старше того возраста, когда по закону полагалось вступать в брак, но Бесс надеялась, что магистрат этого не заметит, хотя все остальное, похоже, он очень даже хорошо замечал. Он смерил ее взглядом с ног до головы, более внимательно рассмотрел лицо, затем изучил глазами ее руки и корзинку. Похоже, что-то его едва заметно удивило.
— Добрый тебе день, девица.
— День добрый, ваша честь, — отвечала Бесс. Под ложечкой у нее засосало от волнения.
— Зачем она явилась, стражник?
— Она только что пришла в наш город, ваша честь, — объяснил стражник Гоуд. — Говорит, что ищет родственников, которые, как она совсем недавно узнала, могут жить здесь.
— Совсем недавно? — Молодой магистрат в упор уставился на Бесс, и она поразилась тому, насколько пытлив его взгляд. С нелегким сердцем Бесс вынуждена была признаться себе в том, что магистрат — далеко не дурак и что обмануть его будет гораздо труднее, чем она рассчитывала.
Магистрат задумался и поджал губы.
— И как же это вышло, что ты только что узнала о месте проживания своих родственников, девица?
Хороший вопрос — в стране, где каждый был обязан получать пропуска. Бесс приступила к объяснениям.
— Я Элизабет из деревни Милорга, ваша честь, но родные зовут меня просто Бесс.
— «Просто»? А я бы так не сказал, — глубокомысленно изрек магистрат, и сердце Бесс часто забилось.
— У моей бабушки были сын и дочь, ваша честь, — продолжала она. — Дочь осталась в Милорге и вышла замуж за моего отца, а сын поступил на службу в войско шерифа, и вскоре его послали в город Защитника. Несколько лет он присылал домой письма, но потом они стали приходить все реже, а потом он и вовсе перестал писать. Бабушка боялась, что он умер, но мои мать с отцом уверяли ее, что, случись такая беда, шериф бы ей про это написал. Словом, много лет мы жили, не зная, жив он или нет, но этой зимой, в день солнцестояния, к нам в деревню пришел разносчик, и когда мы спросили его про дядю Реймонда, как всегда спрашиваем, он сказал, что Реймонд из Милорги арестовал его несколько лет назад здесь, в Гристере.
— Арестовал? — нахмурился магистрат. — И за что же?
— Одна женщина обвинила этого разносчика в том, что он продал ей три ярда красной ленты, ваша честь, вместо пяти, и таки оказалось три ярда, когда писарь магистрата измерил, но дядя Реймонд заметил, что ее старая шляпка украшена красными бантами, и сказал про это магистрату.
— Вот как? — Магистрат удивленно улыбнулся. Эта история его явно позабавила. — Ну, и что же магистрат? Развязал банты и измерил, сколько ленты на них ушло?
— Да это не понадобилось — так сказал разносчик. Всякому было ясно, что в этих бантах не меньше шести футов ленты, если не все восемь.
— Уж это, наверное, были банты так банты!
— Ой, я же помню этот случай! — вдруг воскликнул стражник Гоуд. — Почтенная Пру... Ну, точно! Так оно и было! Эта женщина потом еще несколько недель возмущалась. Так что твоему дядюшке, пожалуй что, повезло, девица, что шериф отправил его обратно в войско на следующей неделе. Словом, тут, у нас, он всего-то с пару недель и пробыл.
— Правда? — заинтересовался магистрат. — И почему же его так срочно отозвали?
— Не могу знать, ваша честь. Мы про такое никогда не спрашиваем. Приказ Защитника — это приказ Защитника, и все тут.
Магистрат еле заметно кивнул.
— Да, это понятно. — Он обернулся к Бесс. — Так ты полагаешь, что это был твой дядя?
— Только по его имени и месту, откуда он родом, ваша честь, но ведь, сами посудите, много ли может быть на свете мужчин такого возраста родом из Милорги. Деревня, спору нет, не маленькая, но все равно там у нас все друг дружку знают.