Волшебники Маджипура
Шрифт:
— Принц Престимион питает к вам самые наилучшие чувства, моя госпожа, — мягко произнес Свор. — У меня нет ни малейшего сомнения в том, что он будет безмерно счастлив услышать о перемене ваших взглядов.
Тем не менее он снова задумался, не могло ли все это быть частью какой-нибудь сложной схемы, изобретенной Корсибаром против Престимиона или, что более вероятно, заговора Дантирии Самбайла в пользу Корсибара, Хотя как это могло быть? Какой выгоды мог ожидать Корсибар, засылая свою сестру и ее фрейлину за много тысяч миль в лагерь Престимиона? Может быть, она таила дикую мысль вонзить
На мгновение он потерял разум в бешеном водовороте желания и невозможной тоски. А затем мягко проговорил в прекрасное ухо, находившееся в считанных дюймах от его губ:
— Моя госпожа, могу ли я сказать вам несколько слов?
— Конечно, Свор.
— Госпожа, раз вы теперь присоединились к нашему делу, то не могу ли я рискнуть предложить вам свою защиту в этом недобром месте.
— Вашу защиту, Свор? — Он не видел ее лица, но ему казалось, что она улыбалась. — Но какой же защитой вы можете быть в этом лагере грубых солдат?
Он решил не обижаться.
— Я хочу сказать, что вы могли бы находиться в моем обществе, что вы не будете оставлены в одиночестве, видя которое, кто-нибудь может осмелиться начать досаждать вам, моя госпожа. Вы позволите мне говорить прямо? — Он весь дрожал, словно томящийся от любви мальчишка, он, который всегда шел по жизни, точно зная, как достигнуть цели. — Позвольте мне признаться вам, госпожа, что с тех самых пор, как я впервые попал в Замок, я испытывал самую глубокую, благородную и преданную любовь к…
— О, Свор. И вы тоже!
Нет, это прозвучало не обнадеживающе. Но Свор отчаянно продолжал говорить, не задумываясь над теми словами, которые слетали с его языка.
— Конечно, я не мог говорить об этом, особенно после того, как в отношениях вашего брата и принца произошло глубокое охлаждение. Но, госпожа, я всегда, всегда взирал на вас с глубочайшим восхищением, с великой любовью в сердце, с искренним, нетерпеливым и всепоглощающим желанием поклясться вам в…
Тизмет прервала его, но в ее тоне слышалась непривычная для своенравной принцессы мягкость:
— И скольким же женщинам до меня, Свор, вы клялись в таком же самом искреннем и нетерпеливом желании?
— Госпожа, я говорю не только о желании, но и замужестве. А ответ на ваш вопрос: ни одной. Никогда.
Тизмет ненадолго замолчала, но Свору показалось, что прошло не меньше десяти тысяч лет.
— Очень странное место, чтобы просить моей руки, господин мой герцог, — наконец сказала она. В ее голосе все так же не было ни гнева, ни язвительности. — Вот так, сидя прижатыми друг к другу на плохоньком скакуне, проезжая по задворкам мира среди фыркающих и сопящих вокруг диких зверей; я в грязном тряпье, а вы еще и обнимаете меня. Фаркванор, по крайней мере, сделал свое предложение в более торжественной обстановке.
— Фаркванор? — в ужасе переспросил герцог.
— О, не волнуйтесь, Свор. Я отказала ему. Причем с негодованием.
— Да будет так, — покорно ответил Свор. Он был равно поражен и собственным безрассудством, позволившим ему высказать все это, и мягкостью ее ответа.
— Вы могли бы адресовать свое предложение к леди Мелитирре, — сказала Тизмет после продолжительной паузы. — Теперь, когда мы с ней больше не при дворе, она чувствует себя совершенно потерянной и, полагаю, могла бы благоприятно отнестись к вашим авансам. Я не могу утверждать, что она хочет выйти замуж, но, должна признаться, очень сомневаюсь и в том, что вы на самом деле хотите жениться. Однако, полагаю, что против вашего ухаживания она не будет возражать.
— Благодарю вас за совет, госпожа.
— Я желаю вам удачи, Свор. — А затем, словно забыв о том, что говорила об этом совсем недавно, она спросила: — Как вы думаете, поверит ли принц Престимион в то, что я искренне раскаиваюсь?
Престимион не испытывал такого изумления с того самого дня, когда он, прорвавшись в Тронный двор, увидел там на месте короналя Корсибара с короной Горящей Звезды на голове. Тизмет здесь, в лагере? Просит его о встрече наедине в его палатке?
Ее появление в этом удаленном отовсюду месте казалось совершенно нереальным. Конечно же, женщина, стоявшая перед ним, должна быть фантомом, сотворенным волшебными чарами. Но нет, она была реальна, в этом невозможно усомниться. Одетая чуть ли не в тряпье. С неопрятными волосами. Лишенная всяких драгоценностей, без всякой косметики. С осунувшимся и утомленным лицом. Она была сейчас похожа скорее на посудомойку, чем на дочь одного короля и сестру другого. И все же царственное изящество, сверкающие глаза, форма губ, точеные правильные черты, все это говорило ему, что это, несомненно, Тизмет. Здесь. Вопреки любому здравому смыслу, здесь, в Глойнском лагере.
— Я должна признаться вам, мой лорд, что я явилась к вам вооруженной, — была ее первая фраза. Она приподняла изодранный рукав, показав небольшие ножны, привязанные к руке. Расстегнув ремешки, она небрежно бросила кинжал Свору. — Кинжал был нужен мне только для самозащиты во время путешествия, мой лорд. Я приехала сюда не для того, чтобы причинить вам вред. На мне нет больше никакого оружия. — Она улыбнулась хитрой зазывной улыбкой, от которой Престимиона кинуло в дрожь. — Я с радостью подвергнусь обыску, если вы захотите устроить его.
Но внимание Престимиона привлекло и нечто помимо ее кокетства.
— Уже дважды за это время вы назвали меня «мой лорд». Что вы хотели этим сказать, Тизмет?
— Именно то, что говорит этими словами каждый. То же самое, что подразумевается и этим. — Она подняла руки в жесте Горящей Звезды, все так же улыбаясь и не отводя взгляда от глаз Престимиона.
— Вы отрекаетесь от претензий вашего брата, Тизмет? — медленно проговорил он после минутного молчания.
— Полностью и искренне, мой лорд.