Волшебники. Книга 1
Шрифт:
— Зачем такая спешка? — спросила она, все так же не сводя глаз с Квентина. Он интересовал её больше Джеймса, что было не типично. «Слушай, я думаю, этот мужчина кое — что для тебя оставил».
Она подняла с мраморного стола два желтых конверта размера А4.
Квентин нахмурился.
— Я так не думаю.
— Думаю, нам пора, — сказал Джеймс.
— Ты это уже говорил, — сказала врач.
Джеймс открыл дверь. Холодный воздух застал Квентина врасплох, но ему это даже понравилось. Этот холод был настоящим. Вот чего не хватало Квентину — реальности. А происходящего для него было более чем достаточно, чем бы это происходящие не было.
— Ну, правда, — сказала женщина, — думаю, тебе стоит их захватить. Это может быть важно.
— Слушайте, нам пора, — повторил Джеймс. — Спасибо, я уверен, что вы сделали все, что смогли.
Темные волосы врача были заплетены в густые косы. На руках у нее был маникюр ярко — желтого цвета, а еще она носила милые серебряные старые часы. Её нос и подбородок были миниатюрными и заостренными. Она была бледным, худеньким, хорошеньким ангелом смерти, и в руках она держала два желтых конверта с именами Джеймса и Квентина выведенными печатными буквами. Видимо, это были выписки из ведомости, конфиденциальные рекомендации для них. Квентин зачем — то взял конверт со своим именем, возможно, потому что он знал, что Джеймс свой брать не станет.
— Отлично! До свидания! — пропела врач. Она резко развернулась и скрылась за дверью дома.
Джеймс и Квентин остались вдвоем на крыльце.
— Хорошо, — произнес Джеймс. Он втянул воздух носом и тяжело выдохнул.
Квентин кивнул, как будто соглашаясь с тем, что сказал Джеймс. Они медленно двинулись в сторону дороги. Квентин все еще чувствовал себя странно. Ему не особо хотелось разговаривать с Джеймсом.
— Слушай, — сказал Джеймс. — Тебе, наверное, не стоило его брать.
— Я знаю, — ответил Квентин.
— Мы еще можем его вернуть. В смысле, а что, если они узнают?
— И как они узнают?
— Без понятия.
— Мы не знаем, что внутри. Это может быть что — то полезное.
— Ага, ну, тогда здорово, что этот старик умер! — раздраженно отозвался Джеймс.
Они шли до конца квартала, не разговаривая, раздраженные друг другом, но не желая признавать этого. Синевато — серый тротуар был мокрым, а небо было белым от дождя.
Квентин знал, что он, вероятно, не должен был брать конверт. Он был зол на себя за то, что взял его, и зол на Джеймса за то, что не взял его.
— Слушай, увидимся позже, — сказал Джеймс. — Я должен встретиться с Джулс в библиотеке.
— Точно.
Они формально пожали друг другу руки. Это казалось каким — то странно законченным. Квентин медленно пошел вдоль Первой улицы. Человек умер в доме, из которого он только что ушел. Он все еще был во сне. Он понял, что помимо всего прочего он был рад, что у него, в конце концов, не было этого Принстонского интервью сегодня.
Начинало темнеть. Солнце уже садилось за серой границей облака, которая покрывала Бруклин. Впервые за весь час он думал обо всех делах, что он оставил на сегодня: физика, доклад по истории, проверить электронную почту, помыть посуду, постирать. Вес всего этого тащил его обратно в колодец тяжести обычного мира. Он должен был бы объяснить своим родителям, что произошло, и они бы, в некотором роде, чего он никогда не мог понять, и, следовательно, не мог должным образом опровергнуть, заставили его чувствовать себя так, как будто это была его вина. Все бы встало на круги своя. Он думал о встрече Джулии и Джеймса в библиотеке. Она будет работать над ее докладом о Западной цивилизации для г-на Карраса, шестинедельным проектом, который она закончит через два бессонных дня и ночи. Как бы горячо он не хотел, чтобы она было его, а не Джеймса, он никогда не мог себе представить, как он отвоюет ее. В самых вероятных из его многочисленных фантазий, Джеймс умирал неожиданно и безболезненно, оставив Джулию тонуть, тихо плача в его объятиях.
Пока он шел, Квентин размотал маленькую красную застежку, закрывавшую желтый конверт. Он сразу увидел,
На первой странице от руки чернилами было написано:
Волшебники.
Шестая книга из серии Филлори и Дальше.
Чернила стали коричневыми от времени. Квентин не знал ни одной книги Кристофера Пловера с названием «Волшебники». И любой хороший ботаник знал, что есть только пять книг в серии Филлори.
Когда он перевернул страницу, кусок белой бумажки, сложенный один раз наверху, вылетел и ускользнул с ветром. Он прилепился к кованой части забора на секунду, прежде чем ветер унес его снова прочь.
В этом квартале был общественный сад, треугольный фрагмент земли, слишком узкий и странноватой формы для того, чтобы быть раскупленным разработчиками. Из — за кучи неопределенностей с законом, он несколько лет назад поступил в распоряжение коллектива предприимчивых соседей, которые на грузовиках вывезли кислотный песок, характерный для Бруклина, и заменили его богатой, плодородной глиной из северной части штата. Какое — то время они выращивали тыкву и помидоры, и весенние цветы, вычищали небольшие японские садики, но в последнее время они стали пренебрегать этим, и взамен выносливые городские сорняки пустили корни. Они бурно разрастались и душили своих более хрупких и экзотических соперников. Это были те запутанные заросли, куда залетела записка и исчезла.
В конце года все растения были уже мертвы или умирали, даже сорняки, и Квентин пробирался глубоко в заросли, собирая на штанах сухие ветки, его кожаные ботинки хрустели, наступая на коричневое битое стекло. Ему пришло в голову, что записка может просто, возможно, содержать телефонный номер сексуальной докторши. Сад был узким, но тянулся на удивление далеко вглубь. В нем было три или четыре больших дерева, и чем дальше он пробирался, тем темнее и еще более заросшим становился сад.
Он мельком увидел записку, высоко наверху, прижатую к решетке, покрытую мертвой лозой. Вдруг его телефон зазвонил: это был отец. Квентин проигнорировал его. Краем глаза, он увидел, как что — то промелькнуло за папоротник, большое и бледное, но когда он повернул голову, оно исчезло. Он протиснулся мимо увядших гладиолусов, петуний, подсолнечников, которые были ему по плечо, розовы хрупких кустов, жестких стеблей и цветов, замороженных в декоративные узоры.
Квентин бы мог подумать, что к тому времени он уже прошел путь до Седьмой Авеню. Он пролезал еще глубже, очищаясь от Бог знает какого токсичного растения. Не хватало, чтобы он еще и отравился гребаным ядовитым плющом. Было странно видеть, что там и тут, среди мертвых растений, несколько живых зеленых стеблей еще торчали, получая средство к существованию, Бог знает откуда. Он почувствовал запах чего — то сладкого в воздухе.
Квентин остановился. Вдруг стало тихо. Ни автомобильных гудков, ни стереосистем, никаких сирен. Его телефон перестал звонить. Было очень холодно, и пальцы онемели. Повернуть назад или идти дальше? Он пролез дальше через изгородь, закрыв глаза и заслоняя лицо от колючих веток. Он споткнулся обо что — то, кажется, старый камень. Его вдруг сало подташнивать. Он потел.
Когда Квентин снова открыл глаза, он стоял на краю огромной, широкой зеленой лужайке в окружении деревьев. Запах спелой травы был подавляющим. Палило жаркое солнце. Солнце это было под неправильным углом. И где, черт возьми, облака? Небо было ослепительно синим. Его внутреннее ухо никак не могло прийти в норму, от чего его подташнивало. Он затаил дыхание на несколько секунд, а затем выдохнул морозный зимний воздух из легких и вдохнул вместо него теплый летний воздух. Он был густым с носящейся в нем пыльцой. Квентин чихнул.