Волшебники. Книга 1

Гроссман Лев

Или далее в тесте давался отрывок из Бури, а заданием было придумать фальшивый язык, а затем перевести Шекспира на придуманный язык. Затем были вопросы о грамматике и орфографии придуманного языка, а затем — непонятно, в чем был смысл? — вопросы о придуманной географии, культуре и обществе в придуманной стране, где на его выдуманном языке бы свободно говорили. Затем он должен был перевести оригинальный отрывок из фальшивого языка на английский язык, обращая особое внимание на любые возникшие искажения в грамматике, выборе слов и смысла. Серьезно. Он всегда выкладывался на тестах, но в данном случае он не был уверен, что вообще ему делать.

А еще тест изменился, стоило ему

взять его в руки. В секции чтения был параграф, который исчез, когда он читал его, и опрос на предмет его содержании. Новый вид компьютерной бумаги — не мог ли он где-то читать, что над ним кто-то работает? Цифровые чернила? Поразительное разрешение, впрочем. Было сказано нарисовать кролика, который не будет оставаться таким же, как он нарисовал, как только он закончил — кролик почесал свои роскошные лапы, а затем отправился прыгать с по странице, надкусывая другие вопросы, так что он должен был преследовать его с карандашом, чтобы закончить рисовать мех. Он оказался доволен своей работой, закончив некоторые дорисовки, нарисовал забор вокруг него, чтобы держать его в узде.

Вскоре он забыл обо всем остальном, кроме получения удовлетворительного балла, отвечая своим аккуратным почерком на один вопрос за другим, выполняя любое странное требование, которое было в тесте. Прошёл час, прежде чем он хотя бы выглянул из — за стола. Его задница болела. Он заерзал на стуле. Тень от солнечного света, падавшего из окон, сдвинулась.

Что — то еще тоже изменилось. Когда он начал, за каждой партой сидели люди, теперь же столы начали редеть. Он не заметил, чтобы кто — то уходил. Холодное семя сомнения образовалось в желудке Квентина. Господи, они, должно быть, уже закончили. Он не привык быть превзойдённым в аудитории. Ладони рук покалывало от пота, и он вытер их о бедра. Кто были эти люди?

Когда Квентин перевернул страницу экзаменационного буклета, она была пуста, за исключением одного слова в центре страницы: FIN, написанным размашистым курсивом, как в конце старого фильма.

Он откинулся на спинку стула и начал потирать своими уставшими руками свои ноющие глаза. Что ж, эти два часа своей жизни он никогда не вернёт. Квентин до сих пор не заметил, чтобы кто — нибудь вставал и выходил, но комната всерьёз опустела. Осталось около пятидесяти человек, и комната была скорее пустой, нежели заполненной. Такое чувство, будто они аккуратно и на цыпочках выходили каждый раз, как он поворачивал голову. Панк с татуировками и без рубашки был все еще там. Он, скорее всего, закончил, или сдался, потому что он дурачился, прося всё больше и больше стаканов воды. Его рабочий стол был переполнен стаканами. Квентин провел последние двадцать минут смотря в окно, и пытался крутить карандаш пальцами.

Декан снова пришел и обратился к присутствующим.

— Я очень рад сообщить вам, что вы переходите к следующему этапу тестирования, — сказал он. — Этот этап будет проводиться в индивидуальном порядке членами факультета Брэйкбиллс. А пока вы можете наслаждаться отдыхом и общаться между собой.

Квентин насчитал, что только двадцать две парты по прежнему заняты, примерно десятая часть изначальной группы. Странный, тихий, комично правильный дворецкий в белых перчатках вошел и начал кружить по комнате. Он дал каждому из них деревянный поднос с бутербродом с жареным красным перцем и очень свежей моцареллой на закваске из хлеба и комковатой груши, и большим кусочком темного, горького шоколада. Он налил каждому студенту стакан чего — то шипучего из отдельной бутылки без этикетки. Это оказалась грейпфрутовая содовая.

Квентин взял обед и прошёлся к переднему ряду, где большинство оставшихся участников тестирования

были в сборе. Он чувствовал облегчение, пройдя так далеко, хотя он не имел ни малейшего представления, почему он прошел, а другие провалились, или что он получит за прохождение. Дворецкий терпеливо складывал стаканы воды со стола панка на поднос, звеня ими. Квентин пытался найти Джулию, но она либо не сдала, либо её тут вообще не было.

— Они должны были ограничить это, — объяснил панк, сказав, что его зовут Пенни. У него было мягкое, лунатичное лицо, что шло вразрез с его ужасающей внешностью. — Сколько воды вы можете попросить. Возможно, пять стаканов максимум. Мне нравится искать подобное дерьмо, когда система обламывается на собственных правилах, — пожимал он плечами. — В любом случае, мне было скучно. Тест сказал мне, что я сдал, через двадцать минут.

— Двадцать минут? — Квентин разрывался между восхищением и завистью. — Господи, мне два часа потребовалось.

Панк снова пожал плечами и сделал такое выражение лица, будто говорил: Что, черт возьми, ты хочешь, что бы я сказал?

Среди участников тестирования товарищество воевали с недоверием. Некоторые дети обменялись именами и городами и осторожными мыслями о тесте, и чем больше они обменивались мыслями, тем больше они понимали, что ни у кого не было такого же. Ребята были со всех уголков страны, за исключением двух, которые оказались из резервации инуитов в Саскачеване. Они бродили по комнате и рассказывали о том, как они здесь оказались. Не было двух полностью схожих, но всегда было определенное сходство. Кто — то пошёл в переулок найти потерянный мяч, или вызволял козла из дренажной канавы, или искал, откуда идёт неизвестный лишний кабель в компьютерном классе, который привёл к серверу в туалете, которого там никогда не было. А потом зеленая трава и летний зной и некто, который привёл их экзаменационной комнате.

Как только обед закончился, показались учителя и вызывали кандидатов по именам. Они пошли по алфавиту, так что всего через пару минут строгая женщина лет сорока, с темными волосами до плеч, назвала Квентина Колдуотера. Он последовал за ней в узкую панельную деревянную комнату с высокими окнами, из которых с огромной высоты была видна лужайка, по которой он гулял чуть раньше. Как только дверь закрылась, комната была словно отрезана от шума снаружи. Два кресла стояли напротив через чрезвычайно толстый деревянный стол.

У Квентина кружилась голова, как будто он смотрел все это по телевизору. Это было забавно. Но он заставил себя сконцентрировать внимание. Это было состязание, и он в них побеждал. Это то, что он делал, и он почувствовал, что ставки выросли. Стол был пуст, за исключением колоды карт и стопки около десятка монет.

— Я так понимаю, тебе нравятся фокусы, Квентин, — сказала женщина. У неё был небольшой акцент, европейский, но в то же время неместный. Исландский? — Почему бы тебе не показать, что ты умеешь?

По правде говоря, Квентин действительно любил фокусы. Его интерес к магии появился три года назад, частично вдохновившись от его привычки к чтению, но в основном как внеклассная деятельность, чтобы не взаимодействовать с другими людьми. Квентин потратил сотни эмоционально засушливых часов со своим iPod’ом, смотря на подсовывания монеты и перетасовки карт и появлению искусственных цветов из тонкой пластиковой трости, от скуки. Он смотрел и выискивал крупицы из порноподобных видео, где люди среднего возраста демонстрировали крупным планом магические трюки перед фоном из простыни. Магия, как понял Квентин, вовсе не романтична. Она мрачна, однообразна и обманчива. Он тренировался не покладая рук, и стал очень хорош в этом.