Волшебные чары
Шрифт:
Она почувствовала такое облегчение, осознав, что не убила никого – даже если тот человек сам был убийцей, – что вновь прижалась лицом к плечу маркиза.
Он знал, что она думает сейчас о том, что ей не придется стоять перед судом и объяснять, что произошло в эту ночь, и его руки теснее сжались вокруг нее, когда он сказал:
– Я хочу, чтобы вы никоим образом не были вовлечены в это дело.
Он взглянул через окно, прежде чем продолжить:
– Моего кузена найдут утром, а также найдут веревки, свисающие с балкона. Я буду
Гермия подняла лицо, глядя на него.
– Все будут… знать, что о" намеревался… убить вас.
– Официально никто не должен знать об этом, – резко Сказал маркиз". – Магистрату будет сказано, что он любил залезать на крыши и развлекаться тем, что пугал людей по ночам, но на этот раз, выпив слишком много, он поскользнулся и упал.
– И они… поверят этому?
– Я постараюсь, чтобы они поверили.
– Теперь… вы в безопасности… никто не… попытается убить вас?
– Я надеюсь, что нет, – ответил маркиз, – но поскольку я не хочу, чтобы вас расспрашивали, вы должны вернуться обратно в кровать и забыть все случившееся. Мы поговорим об этом утром.
– Но… вы будете… в безопасности? – спросила Гермия, едва дыша.
– Я буду в безопасности, – ответил маркиз, – потому что вы спасли меня.
Он смотрел на нее сверху. И тут, когда она глядела вверх на неге в лунном свете, его губы слились с ее губами., На какой-то момент она едва смогла поверить тому, что случилось.
Теперь, когда маркиз поцеловал ее во второй раз, она ощутила совсем иное, чем при том, первом поцелуе;
– .
Поскольку она любила его, ее губы были очень нежными и теплыми, и когда она почувствовала, как его рот овладевает ими, то поняла, что хотела этого более всего иного в целом мире.
Это было то, чего она жаждала, о чем молилась, и теперь, когда он целовал ее, она ощущала-" что отдавала ему себя полностью, вручая не только свое сердце, но и свою душу.
Это было настолько совершенно, так точно совпадало с тем, как она представляла поцелуй, и в то же время было в миллион раз более поразительным, чем она когда-либо воображала.
Гермия чувствовала, будто лунный свет пронизывал ее тело серебряным потоком, а звезды слетали с неба, чтобы сиять в ее груди и соединять ее губы с губами маркиза.
Это было таким совершенством, таким исступленным восторгом, полно таким восхищением, и ей казалось, что если бы она умерла в тот момент, она была бы на Небесах и никогда не захотела бы вернуться на землю.
Она все теснее и теснее прижималась к маркизу, пока он не поднял голову и не сказал голосом, который показался странно знакомым ей:
– Идите к себе! Ложитесь спать и забудьте о том, что произошло, никто не должен знать, что вы были в моей комнате этой ночью.
Чувства, нахлынувшие на нее, когда он ее целовал, сделали Гермию неспособной произнести ни слова, и, ошеломленная, она ничего не смогла ответить ему.
Она
– Делайте, как я говорю вам, – скомандовал он.
Затем, не успела она осознать, что происходит, его дверь закрылась, и девушка осталась одна в коридоре.
Ей было трудно думать что-либо, трудно что-либо осознавать, не оставалось ничего, кроме чувств, пульсирующих в ней, и ощущения, как будто ее губы все еще в плену у овладевшего ими маркиза.
Она каким-то образом прошла обратно вдоль коридора в свете свечей, сильно оплывших в серебряных канделябрах, которых она даже не заметила, когда бежала спасать маркиза.
Гермия дошла до своей спальни, и только открытое окно и лунный свет, вливающийся него, говорили ей, что все увиденное ею было реальностью.
Даже несмотря на то что маркиз не был в своей постели в тот момент, кузен мог ударить его, безоружного, ножом в другой комнате.
Гермия быстро забралась в кровать и как только закрыла глаза уже не смогла думать ни о чем, кроме того, что маркиз целовал ее, а все другое не имело никакого значения.
Гермия, как обычно, была разбужена своей служанкой.
Она вошла и поставила на столик рядом с кроватью горячий шоколад, который всегда приносила Гермии, прежде чем та встанет.
Хлопоча с шоколадом, она говорила так, как будто не могла удержаться, чтобы не сообщить об этом:
– О, мисс, внизу такие дела! Все переполошились!
– Что случилось? – спросила Гермия, сумев сохранить естественность голоса.
– Кузен его светлости, мисс. Его нашли мертвым в саду после падения с крыши!
– Какой ужас! – воскликнула Гермия. – Но как он оказался на крыше?
– Мистер Хиксон говорит, что это все трюки, которым научили его эти люди на трапециях.
Те, которые выступают в Воксхол Гарденс.
Гермия улыбнулась болтовне служанки, уверенная, что Хиксон – единственный, кто может догадаться об истине, даже если он не будет знать, что она была участницей событий.
Леди Лэнгдон всегда настаивала на том; чтобы после ночного возвращения с бала никто не завтракал до позднего утра.
И теперь, пока Гермия ожидала, когда будет готова ее ванна, служанка сказала ей:
– О, я чуть не забыла передать вам, мисс: его светлость просил, чтобы ни ее светлость, ни вы не спускались вниз до ленча. Тело мистера де Виля будет увезено, как только прибудет похоронная служба. До тех пор он хочет, чтобы вы оставались наверху.
Сказав все это, служанка направилась к двери, говоря:
– Я принесу ваш завтрак, мисс, как только он будет готов, но я думаю, ее светлость еще спит.
Гермия легла на спину среди подушек с легким вздохом облегчения.
Несмотря на то что сказал ей маркиз ночью, она боялась, что Рошфор де Виль мог остаться жив и попытается вновь убить маркиза.