Волшебные истории
Шрифт:
— Это уже не котики... Это барсики... Такие горные кошки, очень редкие...
— А как вы нас тут нашли? Кто вам сказал?
— Волк. Мы увидели, что за тобой не пройти, быстро вернулись и стали думать, как можно сюда попасть. По карте получалось, что с нашей стороны никак. Стемнело, а тут еще связи нет... Мы уже собрались ехать звонить, вызывать вертолет, как вдруг собаки залают! Выходим на улицу, смотрим — волк! Бегает туда-сюда, к лесу — обратно, к лесу — обратно. Забегает в лес, ждет и оглядывается. Тогда мы побежали за ним. А он бежит по каким-то ущельям, по каким-то
— А мы тут пока играли вот с котиками... И хорошо, что все завалило... Никто не придет и не тронет... Жалко, что их нельзя в гости позвать...
На прощание Бина расцеловалась с котиками, помахала маме-кошке, волку (он снова сидел неподалеку, на своем пригорке, и наблюдал, чтобы все было по порядку). Оглядела ложбинку, Горы, небо — наконец отвернулась, и они побежали домой.
У поворота, за которым ложбинка кончалась и превращалась в узкий проход, Бина остановилась. Сонные рощицы вдоль подснежного ручейка уже просыпались. Высоко над горой парила большая черная птица, крапинкой на бархатной синеве. Солнце вот-вот должно было выбраться из-за далеких пиков. Белые зубья Гор, дымчатые и прозрачные, плыли над миром, и розовато-золотистые искры уже сверкали в выси. Бина вдохнула сладкого жгучего горного холода, повернулась — и побежала домой.
* * *
УШЕЛ ЗА КРЫСИНЫМИ ХВОСТИКАМИ
Было обычное осеннее утро. Паутинки светились в лучах нежаркого солнца, предвещая скорые холода. Ветер шевелил дубраву у ворот Замка. По стенам бродили рассеянные часовые, и кончики алебард сверкали так же мирно, как речка внизу в долине. Дымка кутала горизонт, воздух был чист и свеж, первые листья кружились с дубов. Было обычное, ничем не выдающееся утро, ничто неприятностей не предвещало.
Да и откуда им взяться? Все споры давно были разрешены. Все земли — завоеваны, отвоеваны и перевоеваны. Все принцессы — похищены или выданы замуж (где жили долго и счастливо). Тянулась обычная череда дней, все шло как положено.
Но вот наступил день, который взбудоражил весь Замок, оборвав привычную сонную жизнь.
События развивались так.
На смену обычному утру пришел обычный день. После полудня, не позже и не раньше обычного, в трапезной собрались на обед мальчик, трое взрослых и двое головорезов. Это были: Каборга, советник, управитель, главный стражник, Тукка и Тургубадук. Советник, управитель и главный стражник расселись по местам, на которых сидели с тех пор, как помнили себя в Замке. Тукка и Тургубадук застыли за спиной Каборги.
Головорезы всегда и везде следовали за своим хозяином. Они всегда и везде его выручали, а сами постоянно дрались. Дрались оттого, что было ужасно скучно, ничего не случалось, и даже выручать хозяина в этом году пришлось только два раза. Первый раз (когда мальчик сорвался с яблони, зацепился за сук и повис вверх тормашками) головорезы от радостного усердия разломали дерево в щепки. Второй раз (когда мальчик свалился в ров и едва не свернул шею) они так перепахали ров, что мост пришлось ремонтировать, и в Замок три дня можно было попасть только
Вот и сейчас советник, управитель и главный стражник терпеливо дожидались, пока закончится обычная предобеденная перебранка.
— Ну и что? Кто мне скажет? — Каборга, как всегда насупленный и взъерошенный, прохаживался перед головорезами, которые стояли по струнке. — Опять синяки? Откуда? С кем у нас можно подраться? Покажите, с кем у нас можно нормально подраться! Я с ним сам подерусь! Когда это кончится? — он оглядел кровоподтеки: у Тукки под глазом, у Тургубадука над ухом. — Что будет, если вы себя перекалечите? Кто будет меня защищать, если вас придется отправить на свалку? Вы об этом подумали?
— От кого защищать, хозяин? — забасил Тукка, ковыряя пол зазубренной алебардой. — У нас уже триста лет никого нет, чтобы от него защищать. Что за жизнь? Есть кого защищать, а не от кого защищать? Кого мне рубить алебардой? Она у меня уже испортилась, что ей никого не рубят.
Он протянул мальчику тронутую ржавчиной алебарду. Каборга, поморщившись, отвел алебарду от носа.
— И ты во всем обвиняешь меня? Ты тоже, Тургубадук?
— А кого же нам обвинять, хозяин? — хрипло забубнил Тургубадук. — Этих, что ли? — он кивнул в сторону советника, управителя и главного стражника. — Кто они вообще такие? Что они вообще тут делают? Хозяин, вы только прикажите, и мы их убьем.
Они затрясли ржавым оружием — Тукка алебардой, а Тургубадук пикой. Каборга обернулся ко взрослым, которые терпеливо прохаживались вокруг стола.
— Все! Они мне надоели. Окончательно. Давайте ушлем их на кухню, обоих? Пусть рубят алебардами тесто, колют пиками мясо, а кинжалами чистят картошку.
Тукка и Тургубадук присмирели и пообещали, что таких разговоров заводить больше не будут, никогда-никогда, пусть даже им вообще не придется никого зарубить, пусть даже ни разу в жизни. Послушав с полминуты, Каборга милостиво объявил прощение.
Наконец сели обедать.
— Снова рухнул мост, — сообщил советник скучным голосом, обгладывая куриную ножку.
— Опять мельник перегрузил телегу? — расстроился управитель. — Сколько раз ему говорили? Все лень лишний раз съездить. Пусть теперь сам чинит мост.
— И не подумает, — возразил главный стражник, запустив пальцы в чашку с компотом. — Сколько лет это повторяется, а ему хоть бы хны. Заточить его, что ли, в темницу? Денька на два?
— Пробовали, — вздохнул мальчик. — Ему что в лоб, что по лбу.
— И уже утонула корова, на броде, — продолжил советник.
— Гиблое место, — кивнул управитель.
— Поставить охрану, чтобы никто не совался, — предложил главный стражник, жуя.
— Толку, — сказал Каборга, обгрызая куриное крылышко. — Ты наш народ знаешь.
— Ну так что? — вздохнул советник. — Будем чинить?
— Надо чинить, — вздохнул Каборга.
— Будем чинить... — вздохнул управитель. — Будем снова чинить...
Словом, этот обед тянулся так же скучно, как всегда. Когда, наконец, заговорили о том, что виноград уродился на славу и в погребах (как всегда) не хватает винных бочек, раздался дробот сапог.