Волшебные стрелы Робин Гуда
Шрифт:
И одет был Лапоть соответственно – в рабочую робу. Нечему удивляться.
Относительно квартиры Лапоть ничем не порадовал: ремонт предстоит большой, малым здесь не обойдешься.
– Черновой пол прогнил и лаги тоже, – обстоятельно объяснял он, и Лариса даже не спросила, что такое лаги. – Трубы, конечно, заменить, без этого никак, сантехнику опять же. Потолок ничего, подштукатурить и покрасить, окно целое, решетка тоже, стены выровнять, обоями поклеить – это самое простое.
– В общем, начать и кончить, – со вздохом сказала Лариса.
– Ничего,
Условились, что весь демонтаж, предшествующий ремонту, Лапоть произведет сам, а Лариса завтра, в субботу, ему поможет, все равно деться некуда.
Снова она ночевала у Машки. Котлеты кончились, и они заказали на дом огромную пиццу с ветчиной и маринованными огурчиками. Машка честно поделила пиццу на три равные части, и Генка получил свою законную порцию.
– Ему не вредно? – спросила Лариса, глядя, как пес уписывает пиццу. – Все-таки она с перцем…
– Я тебя умоляю! – отмахнулась Машка. – Он и целую сожрет – не икнет!
– Лиса! – донесся из коридора придушенный голос Лаптя. – Лисичка, погляди-ка сюда!
– Что такое? – Лариса выглянула в коридор из комнаты, где она отдирала со стены едва ли не десять слоев старых обоев, перемежающихся газетами.
Надышавшись пылью, она едва не задохнулась, тогда Лапоть уговорил ее надеть респиратор.
Лапоть с задумчивым видом стоял возле стены, с которой он только что соскреб приличный слой старой штукатурки. Изо рта у него торчали несколько гвоздей. Лариса вспомнила картинку из учебника биологии, на которой была изображена лягушка, изо рта которой торчали лапки недоеденного кузнечика. Эта картинка иллюстрировала главу о пищевой пирамиде.
Сейчас Лапоть был удивительно похож на ту лягушку – круглые выпученные глаза, большой рот, из которого торчат во все стороны гвозди, как те самые лапки… только растрепанные соломенные волосы нарушали это сходство. Эти волосы да круглые, как пуговицы, голубые глаза делали Лаптя похожими на Страшилу. Страшилу Мудрого из книги «Волшебник Изумрудного города». Точно, вылитый Страшила. Лариса едва скрыла улыбку.
– Что такое? – повторила Лариса, подойдя к нему.
– Да вот эта стенка… странно как-то. – Лапоть показал пальцем на стенку перед собой.
– Что в ней странного? – Лариса взглянула на эту стенку – хлипкая, подгнившая дощатая стена в заплатках, оставшихся от многолетнего напластования старых газет и обоев. На одной из газетных заплаток просматривался выцветший заголовок – «Исторические решения съезда партии – в жизнь».
– Так что тебя смущает в этой стенке? – повторила она. – По-моему, такая же, как все остальные. Такая же, как все в этой квартире. Ветхая, старая, гнилая, никчемная…
– Такая, да не такая, – рассудительно проговорил Лапоть. Из-за гвоздей во рту он шепелявил больше, чем обычно. – Шмотри, на кухне от штены до штены два с половиной метра, а здесь – полтора, точнее, метр шестьдесят…
– Что? – удивленно переспросила Лариса. – Ничего не понимаю. Какие полтора метра? О чем ты вообще говоришь?
– Я говорю, что здесь в штене какая-то пуштота, – прошепелявил Лапоть. Потом он выплюнул гвозди на пол и повторил более четко и членораздельно: – В стене какая-то пустота.
– Пустота? – переспросила Лариса.
– Ага. – Лицо у Лаптя стало загадочное и мечтательное. – А иногда в старых домах находят клады… представляешь – вдруг у тебя там клад? Например, шкатулка с драгоценностями. Или котелок со старинными золотыми монетами.
– Слабо верится, – вздохнула Лариса. – Я от жизни никаких приятных сюрпризов не жду. Одни гадости.
– Лермонтов, – проворчал Лапоть.
– Что? Какой Лермонтов?
– Михаил Юрьевич. «Уж не жду от жизни ничего я, и не жаль мне прошлого ничуть».
И Лариса вдруг вспомнила, как молчаливый, туповатый с виду Лапоть в девятом классе на уроке литературы вдруг прочитал наизусть всю первую главу «Евгения Онегина».
Он бы и дальше читал, но опомнившаяся литераторша его своевременно прервала, чтобы вернуться к программе. А поначалу-то они все, включая грымзу-литераторшу, просто онемели от удивления. Уж очень не подходил Лапоть к классической литературе. Точнее, она к нему не подходила.
Лариса взглянула на Лаптя внимательно, и он тотчас отвернулся и покраснел, даже уши стали малиновыми.
– Да ну тебя! – рассмеялась Лариса. – Короче, что конкретно ты предлагаешь?
– Предлагаю ее сломать. Даже если там нет никакого клада, мы выиграем целый метр пространства. А жизненное пространство всегда ценно. В этой нише можно душ сделать, тогда в санузле стиралку небольшую поставить…
– Раз ты так считаешь – ломай, – неуверенно согласилась Лариса. – А при этом потолок не рухнет? Эта стена не несущая? Или как там это называется…
Лариса ничего не понимала в строительном деле, но насчет несущей стены где-то слышала.
– Эта? – Лапоть фыркнул и постучал по стене костяшками пальцев. – Да она и так держится на честном слове… ее пальцем проткнуть можно. Да на нее дохнешь – она рухнет. До сих пор она держалась на обоях, а теперь неизвестно на чем. Если бы она была несущая – все давно бы уже рухнуло. Так что, ломаем?
– Ломай, – вздохнула Лариса.
– Только ты на всякий случай отойди.
Лапоть взял топор и замахнулся.
– Эх, ломать – не строить!
Лариса вернулась в комнату.
С каждым днем оптимизм, внушенный Лаптем и Машкой, заметно таял. Квартира, которая и прежде-то была непригодной для жилья, теперь превратилась уже в полную руину. Теперь здесь разве что можно было снимать фильм о гражданской войне где-нибудь на Ближнем Востоке или в Центральной Африке.
Из коридора раздался треск, грохот, а потом снова прозвучал голос Лаптя:
– Лиса, ты только погляди!
На этот раз в его голосе была такая интонация, что Лариса не раздумывая устремилась в коридор.