Волшебный хлеб. Сборник рассказов
Шрифт:
Но в нашем сожительстве был и свой плюс. Мне не нужно было для своих потребностей искать других женщин, которые, на мой взгляд, были не хуже и не лучше ее.
И вот, представь себе, два года назад она уехала в свою командировку во Францию. Я свободно вздохнул, расслабился, и молил Бога, чтобы она задержалась там подольше. И Бог услышал. Она задержалась, то есть вообще не вернулась. Я даже не заметил, что прошло полгода, когда она позвонила мне, чтобы попросить прощения.
Ничего не понимая, я страшно удивился, за что она просит прощения. Она со слезами в голосе сообщила мне, что вышла замуж за француза, очень счастлива, но ее мучает мысль, что я могу не пережить этого, ведь я так любил ее, никогда не обидел ни
И я сделал вывод, что, видимо, я болен, что моя душа погибла, и я ничего не чувствую. Я не способен любить или ненавидеть. Я бездушный человек. Мне не интересно жить.
Я решил испытать себя, свою душу, ее реакции. Влюбляться, строить семейные отношения мне не хотелось, и я решил уйти в работу, в коллектив. Не знаю, насколько я погрузился в работу, но в коллектив – точно погрузился.
И оказалось, что я надутый индюк, призирающий многих своих коллег, способен и на более яркие чувства, в виде раздражения и почти ненависти. Меня это открытие не огорчило, даже наоборот, порадовало. Значит, я не бесчувственный истукан, а нормальный человек, умеющий держать себя в руках.
На службе особенно меня раздражал один начальник отдела, находящийся в моем подчинении. Это некто Дудкин Николай Аввакумович.
Представь себе достаточно обеспеченного человека, согласно его заработку, который ходит десять лет в одном и том же костюме и ботинках, не переодевается даже на праздники. Он Плюшкин наших дней. Все, что плохо лежит, он подгребает к себе. Как-то я заметил, как он сунул в свой портфель пачку бумаги и набор ручек, которые ему выдали для работы отдела. Но если раньше, я никогда не обращал внимания на коллег и их привычки, то теперь, присматриваясь к себе, я стал приглядываться и к окружающим меня людям.
Почти ежедневно, в целях контроля, я стал заходить в отдел нашего Плюшкина и наблюдать за ним. Оказалось он никогда не ходит в столовую или буфет, пьет чай в отделе, собирая с тарелок все, что осталось от коллег. Это при том что у него очень приличная зарплата, где-то 120 тысяч в месяц, и семья небольшая: жена и ребенок. Я узнал это случайно из разговора его сотрудниц.
Не знаю почему, но именно этот тип, кстати, весьма трудолюбивый, работающий по 12-14 часов, послушный, безропотно выполняющий все мои распоряжения, стал мне страшно неприятен. Его плебейская сущность почему-то с каждым днем раздражала меня все больше, вызывая у меня почти физическое отвращение. Конечно, об этом никто не знал и не догадывался. Это было скрыто под маской полного безразличия. Но в душе я радовался, что, оказывается, могу призирать и даже ненавидеть. Причем я отлично понимал, что совершенно не объективен в своих чувствах к нему. Он был очень хорошим специалистом и строгим начальником. Когда сотрудница его отдела сорвала нам своей некомпетентностью важный договор, он просил объявить ей строгий выговор и лишить на год премиальных. Это была вполне обоснованная мера, но во мне его просьба вызвала чувство бешенства, хотя дура-сотрудница мне была совершенно безразлична. Безусловно, мы объявили ей выговор с предупреждением, лишили премии на год, но бедного Дудкина я еле переносил, он мне был отвратителен.
В тот злосчастный день я зашел в отдел Дудкина и застал там распространительницу лотерейный билетов. У нас частенько распространяют их. Женщине удалось уговорить Дудкина взять на отдел 10 билетов. Он отдал ей деньги, она вышла, а его срочно пригласили к телефону в другую комнату. Дудкин выбежал, хлопнув дверью, билеты на столе разлетелись, один упал на пол. Не отдавая себе отчета, я зачем-то поднял этот билет, сунул его в карман брюк и вышел следом за Дудкиным. Мы почти одновременно оказались в другой комнате. Он переговорил с кем-то по телефону и быстро вышел, а я остался поговорить с сотрудниками о предстоящем вечернем собрании, а затем направился в свой кабинет
Проходя мимо одной из комнат, я заметил, как туда почти вбежал Дудкин, даже не закрыв за собой дверь. Я остановился, чтобы понаблюдать за ним. В комнате была женщина, распространявшая лотерейные билеты, к ней и бросился Николай Аввакумович: «Надежда Владимировна, – сказал он дрожащим от волнения голосом, – вы не додали мне один билет. Вместо десяти, дали девять».
«Не может быть, – возмутилась женщина. – Я их два раза пересчитала».
«Я тоже пересчитал дважды, – сказал Дудкин. – Вот они!» – и он выложил пачку своих билетов перед ней.
«Это какое-то недоразумение, – пересчитав билеты, сказала женщина. – Но Бог с вами, нате вам еще билет, но если у меня будет недостача, мне придется оплатить его из своего кармана. Но пусть это будет на вашей совести». Однако ее заявление нисколько не тронуло Дудкина, он взял свои 10 билетов и вышел из комнаты.
И тут я вспомнил о билете, лежащем в моем кармане. Мне было стыдно и радостно одновременно. Если честно, то радость от гадости, сделанной Дудкину, заставившей того так испугаться за сохранность его кошелька, была значительно сильнее стыда. Но и заставить женщину платить за билет из своего кармана я не мог. Я попросил ее зайти в мой кабинет и купил у нее 10 билетов, заплатив две тысячи рублей, попросив ее истратить излишек на благотворительные цели. Она не хотела принимать эти лишние деньги, но быстро согласилась и ушла вполне довольная.
Но понимаешь, Светик, несмотря на всю неблаговидность моего поступка, я отложил украденный мною билет в отдельное место, чтобы испытать судьбу на счастье. По простой людской логике я оказался невероятно счастливым человеком. Я выиграл очень крупную сумму по этому билету, мгновенно превратившись из злого шутника в простого вора. Я перестал спать спокойно, мне стало невыносимо видеть это "ничтожество" как я окрестил Дудкина, у меня появились явные комплексы неполноценности. Я не могу найти выход из этой глупейшей ситуации. Несколько раз я был на грани того, чтобы открыть Дудкину всю правду. В общем, я сам себя загнал в тупик.
– Не сгущай краски, – сказала я другу. – Перестань психовать и думать об этом. Ведь справедливости ради следует заметить, что ты украл у Дудкина всего лишь билетик, стоимостью в сто рублей. Кстати, этот билетик очень символично улетел из пачки, подальше от Дудкина, твоего "любимого" сотрудника. Я считаю, что судьба не случайно подкинула тебе этот билет, так и распорядись им по чести.
– Это как же? – удивился мой кающийся грешник. – Как можно по чести распорядиться ворованными деньгами?
– Ну, как Деточкин, например. Не забыл этого героя нашей юности?
– Нет, не забыл, – без особого энтузиазма подтвердил Димка. – Ты бы с деньгами поступила именно так? – спроси он.
– Нет! Лично я бы вложила их в строительство церкви, а если бы суммы хватило, сама построила бы ее. Мне кажется, это вполне богоугодное решение твоей проблемы.
Димка вскочил со стула и прошелся вокруг стола.
– Светуля! Это именно то, что нужно! Как же мне не пришло это в голову. Видишь, какой я осел! Представляешь, я по случаю приобрел домик в одной захудалой деревушке, в трех часах езды от Москвы. Там уже почти никто не живет. Стоят старые халупы, и десяток бабок доживают в скудости свою жизнь. Но в десяти километрах, есть еще одно село, там народу побольше, даже молодежь встречается. Церкви рядом вообще нет. Я сегодня же провентилирую такую возможность у местного начальства. Нет! Ну, как же это здорово построить церковь! – без конца восклицал Димка.