Волшебный пирог
Шрифт:
Долл включила душ и, ожидая, пока вода станет горячей, посмотрела в зеркало на свое отражение. Она казалась бледной. Под глазами были темные круги. Да, Брет прав, с того самого вечера, когда праздновался Хэллоуин, чувствовала она себя действительно «не на сто процентов».
Но ведь для этого еще слишком рано.
Она шагнула в душ, под горячую воду. Ведь еще слишком рано, а? Да нет же, черт возьми!
Она вышла из душа, убедилась, что дверь заперта на защелку, открыла внезапно задрожавшими руками шкафчик и вытащила оттуда продолговатую белую коробочку с синей полосой.
__________
–
В подтверждение ее слов по небу с визгом прочертили огненные полосы несколько ракет, запущенных из района Бат Роуд.
Шей, одетый в свободный черный свитер грубой вязки и потертые рваные «Ливайсы», кивнул.
– А когда мне выпадает дежурить пятого ноября, я всегда с ужасом ожидаю, что придется выезжать к детям, у которых я буду вынимать из носа бенгальские свечи. Но, с другой стороны, я не хочу присоединяться к тем занудам, которые требуют запретить этот праздник.
– Я тоже, – весело сказала Лу, думая, что с ней сейчас самый потрясающий мужчина из всех, кого она в жизни видела, и пусть в тот вечер, на Хэллоуин, все было еще очень зыбко, яблочная магия бабушки Вестворд все-таки та-а-акая крутая штука.
Что же, пусть это еще не совсем свидание, но все же они сделали большой шаг вперед, ведь раньше они только болтали, проходя каждый к своему дому, или в очереди на автобусной остановке, или в «Волшебной долине», в ожидании своих кружек.
Шей зашел к ним за час до того, сказал, что Лав и Лоб еще не вернулись с собрания в ратуше, побеспокоился, все ли у них в порядке, и спросил, пойдет ли Лу смотреть фейерверки. Убедившись, что Ричард и Джуди уютно устроились в корзине для белья, а дверца для кошек заперта, и включив радио погромче, чтобы заглушить шум с улицы, Лу схватила дубленку и через какие-то доли секунды была уже на дорожке перед домом.
Она успокоила его, сообщив, что Митци тоже еще не вернулась из ратуши, так что с Лав и Лоб все в порядке, а скоро все соберутся на костер, и они присоединились к тепло укутанным людям, шагавшим в сторону луга.
На какое-то время грохот стих, и она улыбнулась ему. Идти было еще далеко.
– Мне очень нравятся эти добрые традиции, а тебе? Так спокойно, когда кругом родные и друзья. Я знаю, что каждый год, в одно и то же время те же самые люди будут делать те же самые вещи. Как сегодня, как зимними вечерами, и на Рождество, и на Пасху, и летними вечерами, и... всегда.
– Именно из-за этого тебе никогда не хотелось уезжать из деревни?
Она кивнула.
– Думаю, да. Конечно, я не буду вечно жить с мамой. Но постараюсь снять жилье здесь, в Хейзи Хассоксе. Ну, если у меня когда-нибудь хватит денег, чтобы что-то снять, при моей-то зарплате... Я никогда не понимала, зачем уезжать оттуда, где есть все, что мне нужно. Хотя какое-то время я жила в Уинтербруке, но ведь это всего в пяти милях отсюда, а не на другом конце света.
– Да, Лав и Лоб мне об этом рассказывали... Спасибо, – Шей взял с подноса, который несла Фло, две мензурки фирмы «Пирекс». – Это глинтвейн?
Фло усмехнулась.
– Да, можно и так его назвать. Брюссельская капуста с репой, да чуток ягод можжевельника. Мы добавляем специй и подогреваем его.
– Это у нас традиционный напиток, – убедительно сказала Лу, взяв свою мензурку; Фло потрусила дальше, чтобы угостить вином остальных. – Клайд всегда готовит его к этому празднику. Ну, расскажи же о себе. Ты можешь считать себя пресытившимся путешественником?
– Весьма пресытившимся. – Шей отпил маленький глоточек. – Боже всемогущий!
– К этому напитку надо привыкнуть. – Лулу улыбнулась и подумала, уместно ли будет почистить ему сейчас свитер на груди, и решила, что стоит это сделать. Она быстро отряхнула его своими перчатками, чувствуя при этом сильное желание провести пальцами по его ребрам, по мышцам пресса, а потом... она сглотнула и отдернула руку. – А в мензурках жидкость дольше остается теплой.
Шей засмеялся. Какой же у него приятный смех. И потрясающие глаза. И самое классное тело в мире. И спутанные пряди волос, как у Хита Леджера. И притягательные бледные губы. И – а-а-ах...
Лулу пошевелила пальцами ног – сегодня она надела ботинки «Доктор Мартенс» в шотландскую клетку.
Она снова сглотнула.
– Так ты собирался рассказать о своих дальних странствиях.
– Не знаю, вернется ли ко мне когда-нибудь дар речи. – Он глянул на свою мензурку. – Может, стоит подождать, пока это остынет – если оно вообще может остыть... Спасибо, что привела в порядок мой свитер... Да, так вот, я вырос в семье военного. Мы постоянно переезжали. Папа служил в десятках разных мест; я сменил десятки школ, мы нигде не пустили корни; мне никогда не случалось с кем-нибудь подолгу дружить. К тому времени, когда я закончил школу, мне довелось пожить в семи странах. А потом отец ушел из армии, и они с мамой поехали в его родной город в Ирландии – но маме там совершенно не нравилось. Она не смогла там осесть. Они развелись. Папа так и остался там. Мама живет в Лондоне. Оба завели новые семьи и вполне счастливы.
Ничего себе, подумала, кивая, Лу. Семейная история в кратком изложении. И как многое этим объясняется.
– А как ты стал парамедиком? Ты всегда к этому стремился или тебя занесло в это дело случайно?
– Когда я наконец повзрослел, я понял, что стремлюсь именно к этому, да-да. Студентом, а потом еще пару лет, я играл на бас-гитаре в хэви-метал группе. Какое-то время мы выступали профессионально и исполняли потрясающие вещи.
Ух ты, подумала Лу. Она так и представляла, как он красиво раскачивается в лучах прожекторов со своим «Рикенбекером» [45] среди клубов дыма, задавая пульсирующий ритм, и у него длинные, струящиеся волосы, а из одежды, пожалуй, только облегающие рваные джинсы.
45
Марка гитар.